Первого июня ушел Гена Батыгин. Ему было немногим за
пятьдесят. Обстоятельства перекликаются с теми, в которых ушел из жизни
магистр Иозеф Кнехт у
Германа Гессе в «Игре в бисер».
На велосипедах шли от Наро-Фоминска до Серпухова. Перед концом последнего
подъема он шел первым. Сердце не выдержало.
Страшный удар его смерть для
знавших и любивших его. Общение с ним было радостью – он умел оставлять
других свободными. Умел быть определенным и четким с теми, кто хотел того.
Говорят, много не успел. В его случае это правда только потому, что он много
успел сделать в жизни.
Постоянно совершенствовал себя,
не изменяя себе. Осознанно подчинил жизнь рутинной, как черный хлеб,
каждодневной работе. Мысль, что только через такую работу проходит путь к
настоящим научным знаниям, была для него естественной.
Сотням он помог придти к
осмысленной жизни. Для многих молодых людей стал учителем не номинально, а
по сути, по их собственному сердечному признанию. Дал окружавшим его
действенные уроки различения глубин, скрытых в других людях.
С какой любовью он, пренебрегая
внешними условностями, поддерживал в учениках то, что дает смысл бытию, и в
конечном итоге напрямую ведет к основаниям науки!
Квазинаучной культуре удушающих
артикуляционных и лексических привычек он спокойно, без аффекта
противопоставил последовательное, неуклонное стремление к простоте и ясности
в решении самых сложных вопросов методологии получения социальных знаний.
Действуя в институциональных рамках не лучшей пробы, он подчинил их
строгому, неукоснительному служению науке.
Преподавание, студенты,
аспиранты, редкие встречи с друзьями, занятия в библиотеке. Он любил тексты,
любил их знать и знал, считал это своим долгом. Создание корпуса
высококачественных текстов в организованном и поставленном им на ноги «Социологическом
журнале» определял как одну из главных своих задач.
Заложниками обязательств перед «невидимым
колледжем», как говорил Гена, они с
Ларисой и сотрудниками, а
часто и одни, без выходных корпели над текстами журнальных статей. До
поздней ночи работали в
Институте, потом работа
продолжалась дома, в однокомнатной квартирке в Очаково… Теперь все предстоит
делать без него, вызывая в памяти лишь его образ, образ его мысли и
действий.
Он был изящен во всем. В манере
говорить, в стиле жизни, научной работы, в стиле ведения методологического
семинара по четвергам в небольшой комнатке на четвертом этаже
Института социологии на Кржижановского.
В любых его начинаниях
ненавязчиво, между строк, но предельно внятно заявляло о себе мощное
объединяющее начало, под знаком которого проблемы социальных знаний
обнаруживают очевидное и абсолютно земное, реальное единство с проблемами
биологии, лингвистики, точных наук.
Ему было важно чувствовать себя
участником невидимого колледжа тех, кто, работая в науке, умеет отрешиться
от себя в пользу мира на началах, объединяющих современников с давно
ушедшими, чьи следы в жизни и науке невозможно обойти.
Он воссоздавал и воспроизводил
этот колледж, двигаясь впереди учеников, задавая планку, как в первый день
этого лета, когда его не стало. Лариса, мама, дети… Для всех беда, а для
них… Последние слова, которыми он закончил наш разговор по телефону за три
дня до того: «ничего, прорвемся…».
Сергей
Чесноков
www.pseudology.org
|