Заноза Начну с цитаты, но честно предупреждаю читателя: она будет с подвохом. Итак, «Драма на охоте» Антона Чехова: «Сильный порыв вет­ра сорвал с меня шляпу и унес ее в окружающий мрак. Сорванная шляпа на лету как бы шмыкнула по морде Зорьки. Она испугалась и взвилась на дыбы и понеслась по знакомой дороге». Все, слово в сло­во. Скажите, однако, вам ничто не мешает, словно крохотная заноза в пальце? Прошу вас, если есть лишние десять секунд, еще раз взгляните на цитату из классика. Перечитали? Конечно, вы правы: мною кощунствен­но вставлено в Чехова наречие «как бы». Предварительно я просмотрел разные словари. Так вот: теперь я определенно знаю, что наречие и союз «как бы» потребляется главным образом в разговорной речи. В документах, письмах и печати эта «заноза» практически не замечена. Можете представить себе письменный приказ офицера: «Отделению за­нять исходную позицию как бы с целью защиты родины?» Еще раз сам себя и вас с солдатами спрашиваю: защищать родину, или не защи­щать, или как бы защищать? При чем тут «как бы» — союз, и, как ска­зано в словаре у Даля, упрощение, сведение сложного к более просто­му, редукция? Проще сказать: сорняк, севший, как заноза, в разговорный язык. Пу­стяк? Тоже нашел проблему! Не стал бы спорить, если б не обнаружил в обвальном применении «редукции» социальное содержание. «Какбысты» нашли приют и среди дипломатов, и думцев, и министров, и филосо­фов, и литераторов, и ведущих телепрограмм, то есть у всех без ис­ключения «говорящих». Тотальное использование «как бы» вовсе не означает, что его потребители — люди безграмотные. Отнюдь нет. Это всего лишь знак, свидетельствующий о нашей всеобщей неуверенности, невнятности, неопределенности и, если хотите, нестабильности общества. Мы сами пока не знаем: мы существуем или как бы живем? Судите сами. Если обвинитель в суде или врач в поликлинике произносят такие соображения вслух: подсудимый преступление как бы совершил, а врач нас как бы вылечил — мы теряемся. И вправе спросить: «Скажите определенно: вы меня вылечили или не вылечили, под­судимый совершил или не совершил преступление?» Продолжим при­меры: строитель дом построил или как бы построил? Приняла Дума по­становление или не приняла? Торжествуют «какбысты», сами себя не слыша, словно они глухие: заноза сидит глубоко. Монтень говорил: «Нет наставницы более коварной и немилосердной, чем наша привыч­ка»[20]. Завершаю наш «пустячный» разговор воинственными вопросами: кто виноват в том, что все мы стали «какбыстами» и, разумеется, что те­перь делать? На первый вопрос отвечаю без сомнения: перед детьми виноваты родители, а перед родителями — школа, а перед всеми нами — радио и телевидение, на которые стало модно валить всю вину, но ведь именно они постоянно озвучивают и тиражируют много­численных «какбыстов». В печати и у классиков прочитать подобное можно, но редко. Да и читаем мы все же реже, чем слышим. Признаем, однако, что перед перечисленными «виновниками», в свою очередь, виновата жизнь: наше общество до сих пор не знает: живет ли оно как бы при социализме с человеческим лицом, или как бы при капитализме? При тоталитарном или каком-то гибридном строе? Что делать? Избавиться от неопределенности. Позвольте закончить визит к «какбыстам» цитатой из Толкового сло­варя живого русского языка Владимира Даля, который, кажется, на­шел единственную (и весьма актуальную) возможность грамотно ис­пользовать «занозу»: «Как бы не было худа». Попробуем и для себя сделать из сказанного как бы выводы. Власть. 1998, июнь Подводя итог разговора о языке, надо бы пропеть гимн жестокой требовательности журналиста к слову — к тем «семи нотам», из которых он слагает свое произведение. Как мы ухитряемся из такого, ка­залось бы, ничтожного по объему источника извле­кать целые водопады слов — «ему непостижимо», как любил говорить один известный фотокорреспон­дент, мой добрый товарищ, нет, надо решительно су­зить отверстие, через которое мы выливаем слова на бумагу, надо учиться их цедить, чтобы каждое слово было «взвешенным». «Искусство писать хорошо, — цитирую запись из дневника Л.Н. Толстого, — для человека чувстви­тельного и умного состоит не в том, чтобы знать, что писать, но в том, чтобы знать то, чего не нужно пи­сать»[21]   Оглавление