Тактика и стратегия Общую задачу, то есть стратегическую, мы решаем, думаю, в зависимости от привезенной концепции: она помогает очертить круг лиц, с которыми надо встретиться, и сумму сведений, которые необходимо получить. Что же касается очередности встреч и ме­тодов получения сведений, то эта задача — такти­ческая, а тактику диктует журналисту конкретная обстановка. Приведу пример. Мне пришлось собирать материал для очерка под названием «Извините!», впоследствии опубликованного в «Комсомольской правде». Факт был такой. Некий М-ский, главный врач санэпидстанции небольшого подмосковного города, имел постоянные трения с городским начальством, а в итоге был уволен с работы, За что? За то, что прин­ципиально отказывался принимать объекты, постро­енные с нарушением санитарных норм. Концепция (в сжатом виде). На людях типа М-ского, подчиняющихся только закону, не умеющих «входить в положение» и решительно говорящих ли­цам, требующим от них покорности и смирения, не­пробиваемое «извините!», держится в стране поря­док, хотя эти люди и неудобны для окружающих. Стратегическая задача. Подтвердить кон­цепцию суммой конкретных сведений, для чего: встретиться с теми, кому М-ский «мешал жить»; вы­яснить, почему они шли на нарушение законов, чем руководствовались и какими располагают доводами; осмотреть объекты, введенные в строй вопреки пози­ции М-ского, опросить людей, живущих в домах, принятых без подписи М-ского; выяснить мотивы, которыми руководствовался М-ский, ведя борьбу за законность; проверить и уточнить эти мотивы у род­ственников и друзей М-ского, а также узнать, легко ли, трудно ли жилось ему в быту; добыть доказатель­ства неправомерной деятельности городского на­чальства, то есть незаконные акты о приемке объек­тов, и т. д. Тактическая задача. Начать с подробного разговора с М-ским; затем познакомиться с доку­ментами, находящимися в его распоряжении; потом явиться в горисполком к главному архитектору, у ко­торого должны храниться все акты, и внимательно их просмотреть; обойти два-три жилых дома и пого­ворить с жильцами; затем повторить обход с участи­ем городского начальства и М-ского, с непременным заходом в те же квартиры и т. д., определяя методы и способы получения сведений в каждом конкретном случае. И вот, представьте, у городского архитектора я наты­каюсь на акт о приемке 70-квартирного дома, в кото­ром стоит поддельная подпись главного врача санэпидстанции; во всяком случае, М-ский кате­горически утверждает, что как член приемочной го­сударственной комиссии этого акта никогда не под­писывал, сколько его ни заставляли. Документ «убийственный». Вместе с архитектором, держа под мышкой всю толстую папку, куда был вшит акт, не­медленно отправляюсь к председателю горисполко­ма. Так и так, говорю, полюбуйтесь и решайте, что будем делать. Председатель исполкома смотрит на документ, потом на часы и отвечает, что время уже позднее: давайте, мол, завтра утром соберем сове­щание и разберемся детально. Возражений с моей стороны нет. На моих глазах папка препровождается в сейф, и я ухожу со спокойной совестью. Утром следующего дня все «заинтересованные» в сборе, они сидят в кабинете председателя исполкома и ждут меня. Начинается совещание. Председатель достает из сейфа папку, передает мне и предлагает высказаться. Я говорю о том, что, к сожалению, еще имеются факты прямого нарушения закона, даже преступления, и с этими словами листаю папку, дабы продемонстрировать поддельный акт. Слева на­право листаю, справа налево — акта нет! Поворачи­ваюсь к председателю исполкома и спрашиваю: «Простите, а где акт?» — «Какой?» — спокойно гово­рит он, глядя на меня невозмутимым взором. «Да тот, — отвечаю, — который мы вчера с вами смот­рели здесь же, в кабинете, в присутствии архитекто­ра!» — «Когда смотрели? — спокойно говорит пред­седатель и поворачивается к главному архитекто­ру: — Разве мы что-нибудь вчера смотрели?» Архи­тектор недоуменно пожимает плечами: «Вы что-то путаете, товарищ корреспондент». Участники совещания делают общее движение, как в театре при открытии занавеса. У меня темнеет в глазах и появляется единственное желание: тихо отойти в угол кабинета, зарядить автомат и отту­да — несколькими короткими очередями. Но я беру себя в руки. Стараюсь скрыть волнение, собираю в кейс бумаги, ранее выложенные на стол. Делаю это медленно, чтобы собраться с мыслями. В кабинете стоит торжествующее молчание, все смотрят на меня. Я встаю искусственно улыбаюсь. Потом слы­шу свой собственный голос: «Вы плохо знаете ны­нешних журналистов, дорогие товарищи. Нет, не та­кие мы простаки. Еще вчера вечером я снял фотоко­пию с документа, она у меня в чемодане. Но делать здесь мне больше нечего!» — и обнаруживаю себя уже в дверях кабинета. «Да что вы, что вы! — кри­чит председатель. — Мы пошутили! Товарищ Агра­новский, вот он, акт, пожалуйста!» Документ у меня в руках. И совещание продолжается... Я чуть было не проиграл. Почему? Плохо продумал тактику. Мне бы хоть на секунду предположить, что возможно подобное, и я действительно снял бы фотокопию со злополучного акта. Однако описанная ситуация влечет за собой еще один вывод. Тактический просчет журналиста не трагедия, как бы драматически ни выглядела карти­на. В конце концов обошелся бы я и без этого акта: доказательств неправомерной деятельности прием­щиков зданий было предостаточно, поскольку поиск шел в правильном направлении. А вот просчет стра­тегический — гроб всему замыслу: и потеря всех доказательств, и невозможность докопаться до исти­ны. Копаешь, копаешь, а вылезешь на поверхность — да куда же ты копал, дорогой товарищ стратег, в какую сторону?   Оглавление