| 
   
 |  | 
  
    | 
    Олма-пресс, 2001 | 
    
		
			
			Павел Анатольевич 
			Судоплатов
	 | 
   
  
    | 
    
		Разные 
		дни тайной войны и дипломатии. 1941 год
	
		Глава 4. 
		Зимняя война я Финляндией
	 | 
   
  
    
	
		
		Секретный диалог  
		 
		1939‑1940 годы — период испытания договоренностей с Германией, испытания 
		на выдержку немцев в связи с развертыванием наших военных действий в 
		Финляндии. Как известно, в планировании военных операций в Финляндии 
		было допущено много ошибок. Но разбирать их — дело не моё. Я только хочу 
		коснуться так называемого финляндского вопроса в связи с тем, что перед 
		нашей разведкой была поставлена задача — ускорить заключение мирного 
		договора с финнами в марте 1940 года. Это было поручено выполнить 
		отозванным в 1938 году в Москву резиденту НКВД в Хельсинки с 1935 года 
		Б. Рыбкину (Ярцеву) и его заместителю и жене 3. Рыбкиной. За эту 
		операцию впоследствии Рыбкин (Ярцев) был награжден орденом «Знак Почета», 
		а его жена почетным знаком и грамотой «Заслуженный работник НКВД». 
		 
		В январе‑феврале 1940 года после провала нашего первого наступления на 
		Карельском перешейке состоялась их поездка в Стокгольм, где наша 
		разведка через посредничество заместителя министра иностранных дел 
		Швеции Садлера начала 
		предварительные зондажные контакты. Секретные переговоры вёл Рыбкин. Для контроля переговоров и связи с финскими и 
		шведскими агентами нашей резидентуры в Стокгольм одновременно был 
		командирован один из активных участников «чистки» в ИНО НКВД в 1938‑1939 
		гг., партийный выдвиженец А. Граур. Впоследствии он какое‑то время в 
		1941 году возглавлял шведскую резидентуру НКВД, после чего был отозван в 
		Москву. Работая в центральном аппарате как начальник отдела внешней 
		разведки, Граур отличался особой подозрительностью к людям, что сыграло 
		трагическую роль в судьбах некоторых наших разведчиков. Только после 
		войны Граур был уволен, когда стало ясно, что он был психически серьезно 
		болен: придя на приём к начальнику разведки П. Федотову, он «сознался» в 
		своей работе на американскую разведку. 
		 
		Так вот, на Рыбкина, который 
		вёл секретные переговоры, возлагалась 
		исключительно ответственная миссия. Война с Финляндией вызвала резкую 
		негативную реакцию на Западе. Советский Союз был исключен из Лиги Наций. 
		Несмотря на показной немецкий нейтралитет, мы прекрасно понимали, что 
		если увязнем в этом конфликте, то он ослабит нас и толкнет на путь 
		конфронтации с гитлеровцами, у которых были серьезные интересы на 
		Балтийском море, хотя Финляндия признавалась с их стороны зоной наших 
		интересов. 
		 
		З. Рыбкина в Стокгольме в январе‑феврале 1940 года провела огромную 
		работу по подготовке секретных переговоров. Впрочем, секретными они были 
		только для широкой общественности. Финское руководство прекрасно знало, 
		что к подготовке мирного соглашения с русскими подключена X. Вулиоки, 
		известная писательница и доверенное лицо, «агент Советского 
		правительства». Поездка Вулиоки в Стокгольм и встреча с «супругами 
		Ярцевыми» (с целью обсуждения условий предварительного соглашения о мире) 
		проходила фактически с ведома и благословения финских властей. История 
		этих переговоров — интересный пример того, как агент советской разведки 
		с конца 1920 годов «Поэт» превратилась из информатора в политического 
		посредника, деятельность которого в конечном счете принесла большую 
		пользу обеим странам. Однако финнам не было известно, какие соображения 
		докладывал Рыбкин в правительство и руководство разведки о перспективах 
		заключения мирного договора. 
		 
		Сообщения Рыбкина были настолько важны, что направлялись не только в 
		НКВД, но и в Наркомат обороны. Главный вывод Рыбкина был таков: 
		заключение мира абсолютно реально, но при условии нанесения финнам 
		довольно серьезного поражения на фронте, которое сделает невозможным 
		дальнейшее затягивание переговоров. Он настаивал на продолжении 
		бомбардировок военных объектов Финляндии, в частности линии Маннергейма, 
		что должно было продемонстрировать безусловное превосходство воздушных 
		сил Красной Армии, учитывая, что авиация Финляндии была 
		её ахиллесовой 
		пятой. Прорыв линии Маннергейма и выход нашей армии на оперативный 
		простор, считал Рыбкин, предопределит неизбежную капитуляцию финнов. Он 
		довольно точно указал незначительность угрозы высадки десанта западных 
		стран в Финляндию. Как оказалось, Запад основные планы возлагал на англо‑французскую 
		десантную операцию, которую планировалось провести не в Финляндии, а в 
		Норвегии, чтобы выйти к финской границе и воздействовать оттуда на 
		развитие событий. 
		 
		В свете сложившейся обстановки необходимо отметить, насколько весомым 
		был в то время успех советской дипломатии и разведки. Начало военных 
		операций Германии против Норвегии, столкновение немцев с англо‑французским 
		флотом и десантом произошло спустя две недели после заключения мирного 
		договора с Финляндией. Таким образом Советскому Союзу удалось избежать 
		втягивания в полномасштабный военный конфликт
		Второй мировой войны, развернувшийся на суше и на море в Скандинавии. 
		 
		Финская кампания обнаружила крупные недостатки в ведении боевых действий 
		и в организации разведки Красной Армии. На повестку дня встал вопрос 
		кадрового обновления в вооруженных силах и в органах Госбезопасности. 
		Это коснулось и нашей разведывательной работы в главных 
		капиталистических странах. Мы, к сожалению, в 1938‑1939 гг. вынуждены 
		были прибегнуть к консервации ряда важных источников нашей разведки в 
		Германии, Франции, Англии, США, Маньчжурии в связи с бегством и 
		предательством ряда руководящих работников, резидентов советской 
		разведки и органов безопасности в 1937‑1938 годах — Орлова‑Никольского, 
		Кривицкого, Порецкого‑Рейсса&serverurl=http://www.pseudology.org&server_name=Псевдология&referrer1=http://www.pseudology.org&referrer2=ПСЕВДОЛОГИЯ&target=>Рейсса, Штейнберга&serverurl=http://www.pseudology.org&server_name=Псевдология&referrer1=http://www.pseudology.org&referrer2=ПСЕВДОЛОГИЯ&target=>Штейнберга и Люшкова&serverurl=http://www.pseudology.org&server_name=Псевдология&referrer1=http://www.pseudology.org&referrer2=ПСЕВДОЛОГИЯ&target=>Люшкова. 
		 
		«Дело 7 апреля»  
		 
		Новернемся к началу финских событий в апреле 1938 года. Очень много 
		говорят о провалах и неудачах советской политики и 
		просчетах в финской 
		войне. Мои встречи и беседы с нашим резидентом в Финляндии Елисеем 
		Тихоновичем Синицыным, которые проходили в 1987‑1988 годах (в то время, 
		когда он работал над книгой воспоминаний), дали мне возможность 
		несколько по‑иному взглянуть на то, что происходило накануне и во время 
		боевых действий. Какова была роль разведки в обеспечении 
		внешнеполитических целей СССР по отношению к Финляндии? Как действовала 
		разведка в период войны? Каким образом взаимодействовали военная и 
		внешнеполитическая разведки? 
		 
		К финским событиям, которые были знаковыми для нашей внешней политики, 
		мне довелось подключиться в сентябре 1939 года. Бытует точка зрения, что 
		после подписания Пакта Молотова‑Риббентропа у Советского Союза были 
		развязаны руки в отношении Финляндии. Однако, несмотря на признание 
		балтийского пространства сферой наших внешнеполитических интересов, что 
		было зафиксировано на советско‑германских переговорах, руководство и 
		командование вооруженными силами Германии не было заранее нами 
		проинформировано о планах в отношении Финляндии. Тем не менее немцы о 
		них узнали.
		Нам стало известно из надежного источника через МИД Германии, что финны 
		поставили в известность немцев о секретном зондаже Рыбкина в апреле 1938 
		года. В наших архивных материалах, насколько я помню, это фигурирует под 
		кодовым названием «Дело 7 апреля». 
		 
		Об этом, считаю, стоит рассказать подробнее, как и о феномене Рыбкина, 
		передававшего тогда предложения Советского правительства руководству 
		Финляндии, причём в тайне от советского посла в этой стране.
		Ещё в 1937 году руководство НКВД, в частности, Ежов как нарком, выдвинул 
		предложения по мирному урегулированию отношений с финнами и о 
		необходимости закулисных переговоров с ними. Рыбкин был назначен 
		секретным уполномоченным Советского правительства, поскольку именно он 
		инициировал эти предложения. 
		 
		Для Сталина и Молотова была подготовлена справка, в которой давалась 
		оценка политики Финляндии и определялись пути сотрудничества с ней. В 
		справке говорилось, что финское правительство не было германофильским и 
		существуют реальные условия для того, чтобы парализовать немецкое 
		влияние в Финляндии и вовлечь 
		её в орбиту воздействия СССР. В документе 
		предлагалось поставить перед Хельсинки вопрос о заключении Пакта о 
		взаимопомощи с условием соблюдения неприкосновенности границ. 
		Предлагалось гарантировать финнам поставки советского вооружения и 
		техники. В справке также были приведены характеристики руководящих 
		деятелей Финляндии, указывались возможности для активного негласного, но 
		важного для нас сотрудничества с Аграрной партией Финляндии. (Впоследствии 
		для создания партии мелких хозяев Рыбкину было передано около 10 
		миллионов финских марок наличными. Эти деньги были использованы для 
		укрепления наших позиций в основном через министра финского 
		правительства Пекалла и его брата, агента советской разведки). 
		Подготовленная Рыбкиным справка фиксировала наличие в стране мощного 
		агентурного аппарата советской разведки, способного в известной мере 
		оказывать воздействие на внутреннюю и внешнюю политику Финляндии. 
		 
		Кстати, о возможности ареста Рыбкина. На него имелся ряд показаний 
		репрессированных сотрудников ИНО. Как руководящий работник, он был 
		отозван в Центр в 1938 году, но поскольку «Дело 7 апреля» было возложено 
		на Рыбкина, любое действие в отношении такого человека могло быть 
		предпринято только с согласия Сталина. А финская тема оставалась 
		приоритетной, несмотря на неудачное для нас завершение секретных 
		переговоров летом 1938 года. Кстати, Рыбкин в беседе со Сталиным, 
		Ворошиловым и Молотовым высказал сомнение, что финны пойдут на секретное 
		соглашение с Советским Союзом. Как ценный работник, проявивший себя ещё 
		в 1929 году в перехвате тайной переписки Троцкого и его сторонников в 
		компартии Германии, не вовлеченный ни в какие политические игры и 
		фракции, он продолжал работать в Центре и пользовался полным доверием 
		руководства. Да и на дворе уже стоял не 1937 год. И самое, может быть, 
		главное. В связи с тем, что Рыбкин сохранил 
		своё положение в Центре, не 
		ставилась под сомнение действовавшая агентура в Финляндии. При смене 
		руководства НКВД были лишь предприняты обычные меры по 
		её дополнительной 
		проверке в новой политической обстановке накануне войны. 
		 
		Для СССР военное решение финского вопроса было вынужденным шагом, ибо 
		мирные переговоры с финнами о переносе границ закончились ничем. Таким 
		образом с сентября по ноябрь 1939 года мы начали военные приготовления и 
		смогли сохранить это в тайне от немцев и финнов.
		Тем не менее напряженность осенью 1939 года в советско‑финских 
		отношениях нарастала, и финны демонстративно вели работу по укреплению 
		своей границы, что, как им казалось, усиливало позиции на переговорах с 
		нами. С этим были связаны обстоятельства, которые нас поначалу удивляли, 
		— финская контрразведка не противодействовала советскому военному атташе 
		в изучении будущего театра военных действий вблизи Выборга и на 
		Карельском перешейке. Мы‑то расценивали проникновение в эти районы как 
		успех разведывательной операции. Финны же, демонстрируя нам мощь своих 
		укреплений, давали понять, что нам потребуется длительная подготовка к 
		военным действиям. 
		 
		Однако, как известно, все произошло не так, как мы рассчитывали
	
		 
	
		Нашим 
		военным руководством была допущена ошибка в оценке военных возможностей 
		Финляндии. Считалось, что с нею удастся справиться силами войск 
		Ленинградского военного округа. Внезапное нападение, которое было 
		предпринято в ноябре 1939 года, застало и финнов, и немцев врасплох, 
		поскольку никаких чрезвычайных перебросок наших войск ими зафиксировано 
		не было. И тем не менее группировка Ленинградского военного округа 
		потерпела поражение в попытке прорвать сходу оборону финнов на 
		Карельском перешейке. Война с Финляндией преподнесла урок, недостаточно 
		учитываемый и теперь. Скрытность и внезапность военного нападения
		не 
		должны быть самоцелью военной или специальной операции. Необходимо 
		тщательно просчитывать соотношение сил на театре военных действий и в 
		особенности отрабатывать организационный механизм о развертывании 
		военной кампании. 
		 
		Следует отметить, что перед началом и во время военных действий в 
		Финляндии наша военная разведка и органы НКВД располагали большим 
		количеством разведывательных данных. Это объяснялось и тем, что 
		репрессии практически обошли стороной руководителей разведки по 
		Скандинавии, которые работали в ИНО. Не был подвергнут репрессиям и 
		аппарат военного атташе, бесперебойно работавший в Финляндии в 30‑е годы. 
		Однако информация о противнике, его тактике и вооружении, которую 
		докладывали высшему руководству, по непонятным причинам, не спускалась 
		на уровень командиров армий, корпусов и дивизий, которым предстояло 
		вести боевые действия. Не потому ли командование Красной Армии в боях на 
		Карельском перешейке ожидали очень большие и неприятные сюрпризы? 
		 
		Ко мне понимание этого пришло не сразу, лишь в самый канун
		Отечественной 
		войны, когда мы уже вели подготовку в ожидании нападения Гитлера. Тогда 
		Л. Эйтингон разъяснил мне эти азбучные истины. Надо сказать, что роль 
		Эйтингона в истории советской разведки в годы войны уникальна. Это был 
		единственный руководитель разведки органов Госбезопасности (кроме Н. 
		Мельникова), имевший высшее военное образование. Но у Мельникова был 
		накануне войны лишь небольшой опыт агентурно‑оперативной работы. 
		Эйтингон же в Академии штаба РККА учился вместе с будущими известными 
		военачальниками — маршалами В. 
		Чуйковым, Я. 
		Головановым и другими. 
		 
		Накануне войны был назначен новый резидент в Финляндии — Елисей 
		Тихонович Синицын. В отличие от Рыбкина он был одновременно и временным 
		поверенным в делах СССР, т.е. исполнял обязанности посла. Синицын 
		закончил разведывательную школу, во время событий в Польше участвовал в 
		обеспечении деятельности нашей оперативной группы. Таким образом имел 
		опыт работы в экстремальной обстановке боевых действий, хоть и не очень 
		большой. Но зато он в совершенстве владел немецким языком и проявил 
		незаурядные способности к агентурной работе. 
		 
		Очень часто противопоставляют разведку и дипломатию
	
		 
	
		На мой взгляд, это 
		происходит от неправильного представления самой сути этой работы. В 
		периоды военных конфликтов мы всегда держали в горячих точках резидентов, 
		которые одновременно являлись и высшими должностными лицами советской 
		дипломатии. Так было с Синицыным, когда он работал, что называется, на 
		два фронта в Финляндии, так было и с А. Панюшкиным — резидентом и 
		полпредом СССР в Китае, когда там шла гражданская война, потом война с 
		Японией. 
	
		 
	
		И не совсем уж давний пример. Ветеран ИНО НКВД, закончивший 
		разведывательную школу первого выпуска, А. Алексеев, он же Шитов, в 
		решающий момент стал советским послом в Республике
		Куба. И делалось это 
		в тех случаях, когда нужно было сосредоточить усилия дипломатов и 
		разведки в одних руках и проводить активные дипломатические действия, 
		опираясь на агентуру, которая была лично известна главному резиденту в 
		стране. 
		 
		Несколько слов о наших недостатках и упущениях в финских событиях. Известно, что в военном отношении операция по прорыву линии Маннергейма 
		была плохо подготовлена. Сроки начала её постоянно сдвигались. Большие 
		недоработки были и с нашей стороны. Синицын вез с собой в Финляндию 10 
		миллионов финских марок для финансирования деятельности компартии и 
		выезда финских коммунистов в Швецию, которые впоследствии, как мы 
		планировали, должны были войти в правительство Куусинена. Перед отъездом 
		Синицын получил неверную ориентировку от Берии о том, что война начнется 
		не раньше, чем через три дня. Однако военный конфликт развернулся в день 
		его приезда в Хельсинки. Со своим аппаратом Синицын попал под бомбежку 
		нашей авиации. Бомбы сыпались рядом с советским посольством. 
		 
		Вспоминается эпизод, когда Синицын в октябре 1939 года был вызван в 
		Москву для срочного доклада наркому иностранных дел Молотову как 
		временный поверенный в делах. Встречали его представители наркома 
		иностранных дел и с вокзала привезли в кабинет Молотова. Это вызвало 
		резкое недовольство Берии: почему он как резидент не явился вначале с 
		докладом к своему непосредственному начальнику?! После в кабинете Берии 
		состоялся довольно нелицеприятный разговор. 
	
		 
	
		Я присутствовал при этом 
		вместе с Фитиным. Синицын докладывал Берии. Он, как человек недостаточно 
		опытный в аппаратных условностях, начал с информации, которую он только 
		что доложил Молотову и как тот 
		её воспринял. Чтобы остановить Синицына, 
		я дважды наступал ему под столом на ногу. Только таким образом удалось 
		прервать его. Ведь Берия ждал доклада не о политической обстановке в 
		Финляндии, которую он и без Синицына хорошо знал, а хотел услышать 
		предложения по задействованию и использованию агентов, бывших в его 
		распоряжении, причём не только среди финских руководящих кругов, а и в 
		МИДе, аграрной и социал‑демократической партиях Финляндии. 
		 
		Ещё один любопытный момент. Поскольку Синицыну не удалось до начала 
		военных действий вывезти родственников Куусинена из Финляндии, а также в 
		связи с большими иллюзиями относительно удачного исхода начавшейся 
		кампании, в середине декабря 1939 года руководством было принято 
		беспрецедентное решение — отправить резидента страны, с которой идет 
		война, в отпуск до конца января 1940 года! И это в то время, когда 
		срочно требовались какие‑то справки, данные его личные наблюдения. 
		Однако все обошлось благополучно. Фитин, исключительно доброжелательный 
		и чуткий человек, устроил все так, чтобы Синицын, не дай Бог, не попался 
		на глаза ответственным работникам международного отдела ЦК, жаждавшим 
		наказать его «за провал партийного поручения». 
		 
		С Синицыным связан ещё один важный эпизод в истории разведки. Ему 
		удалось установить наличие нового стрелкового оружия в финской армии. 
		Это были знаменитые автоматы
		Суоми, которые имели довольно плотное 
		огневое покрытие. Они были особенно эффективны для боевых действий в 
		лесных массивах. Нам удалось по ориентирам Синицына через Швецию вывезти 
		образцы автоматов в СССР. Однако, когда об этом доложили, правительство 
		расценило эту информацию, как желание НКВД вооружить свои войска 
		автоматическим оружием. Наркомат обороны вынес заключение: автоматы 
		являются эффективным оружием только для правоохранительных органов. 
		Невероятно, но это так: никому не пришло в голову немедленно 
		использовать их для перевооружения стрелковых войск нашей армии накануне 
		войны. 
		 
		Анализ уроков войны с Финляндией  
		 
		Главным выводом для советской разведки после анализа военных действий в 
		Финляндии стала необходимость регулярного обмена разведывательной 
		информацией между НКВД, Разведупром Красной Армии и разведуправлением 
		Наркомата Военно‑Морского Флота. 
		На совещании по итогам войны с 
		Финляндией Сталин бросил резкие упреки начальнику Разведупра РККА И. 
		Проскурову, после чего он был отстранен от должности. Связано это было с 
		информацией резидентуры военной разведки и НКВД из Лондона и Парижа о 
		намерениях англичан и французов в апреле 1940 года начать бомбардировки 
		Бакинских нефтепромыслов. Информация об этом, кстати, была достоверной, 
		но с одной существенной оговоркой относительно сроков. 
	
		 
	
		
		Сталин немедленно 
		принял решение об увеличении нашей закавказской военной группировки в 3 
		раза. Сразу же после перемирия началась переброска туда с финского 
		фронта войск, имеющих боевой опыт, в том числе сил и средств ПВО и ВВС. 
		Эти меры в целом были оправданы. Сталин, безусловно, понимал, что 
		изменение военной обстановки в Европе сорвало англо‑французские замыслы 
		относительно наших нефтепромыслов, но он использовал неподтвердившиеся 
		предупреждения о бомбардировках для критики руководства Наркомата 
		обороны за неудовлетворительные, как он считал, разведывательные 
		операции и как предлог для снятия начальника военной разведки. 
		 
		Впрочем, сообщения об угрозе англо‑французского десанта в Скандинавии и 
		бомбардировок Баку имели и другое важное последствие, когда 
		разведывательная информация была быстро реализована Наркоматом обороны. 
		Разведка получила указания тщательно изучить ближневосточный театр 
		военных действий. Тогда впервые с материалами, добытыми разведкой, были 
		ознакомлены не только представители военной разведки, но и офицеры 
		оперативного управления Генштаба. 
		 
		Как я уже говорил, впоследствии это стало правилом — наиболее важные 
		сообщения по военным вопросам по линии НКВД для оценки направлялись в 
		разведывательное управление Генштаба. В его составе был образован 
		специальный отдел военно‑технической информации. Кроме того, к нам в 
		НКВД стали регулярно поступать обзоры из разведывательных управлений 
		Генштаба и ВМФ. 
		 
		И наконец, хочу уточнить ещё один момент. Утверждать, что только 
		разведка по военно‑дипломатической линии сыграла ключевую роль в 
		завершении войны с Финляндией, было бы неверно. Более правильно 
		подчеркнуть объективную ситуацию, создавшую благоприятные возможности 
		для разведки в подготовке мирного договора с Финляндией. 
	
		 
	
		
		Во‑первых, 
		немцы напрямую не поддерживали Финляндию, они были заинтересованы в том, 
		чтобы финны заключили с нами мирный договор, уступив территорию на 
		Карельском перешейке, и сделать это советовали им неоднократно. Во‑вторых, 
		нейтральная Швеция оказалась между двух огней. Больше всего она боялась 
		в этой войне потерять свой нейтралитет. Поэтому шведская дипломатия 
		оказала нам всемерную поддержку в этом мирном урегулировании. Конечно, 
		многое сделали и наши серьезные агентурные позиции в шведском 
		дипломатическом ведомстве. 
		 
		В заключение, говоря об уроках для разведки в финской кампании, следует 
		подчеркнуть, что Наркомат Военно‑Морского Флота наиболее полно 
		реализовал разведывательную информацию о складывающейся обстановке на 
		Севере. Насколько я помню, накануне англо‑германских военных действий в 
		Скандинавии нарком военно‑морского флота адмирал Н.
		Кузнецов издал 
		специальную директиву флотам о том, как действовать в условиях, когда 
		Англия стремится восстановить утраченные рубежи для наступления на СССР, 
		проводит подготовку к десантной операции в Норвегии, с целью создать 
		военно‑оборонительный союз стран Скандинавии и Финляндии. В отличие от 
		руководства Наркомата обороны и Генштаба, Н. 
		Кузнецов сумел не 
		экспромтом, а заранее, на основе продуманной системы мер обеспечить 
		высокую боеготовность своих соединений к отражению нападения гитлеровцев. 
		 
		Не могу не сказать, что, когда Германия напала на Норвегию и началась 
		англо‑германская схватка, мы вздохнули с облегчением. Для нас это 
		означало затяжку войны на Западе. Но, как показали дальнейшие события, 
		силы противников, их планы были нам недостаточно известны. К этому 
		следует добавить, что опыт боевых операций на фронтах Западной Европы 
		после польской кампании нами также не был должным образом 
		проанализирован и использован.
	 
	
Оглавление
	 
    
		
		Шпиёны
     
    
 
    
      
      
      www.pseudology.org
     | 
   
 
 |