| |
Издательство "Родиола плюс.
Минск", 1998 ISBN 985 448
006 2
|
Вальтер Фридрих Шелленберг
|
Мемуары -
The Labyrinth
Приложение
|
При издании
нижеследующих документов были исправлены только явные описки в оригинале
Структура Главного
исмерского управления безопасности
1 е управление — Управление кадров
2 е управление — Управление организации, администрации и права
(Административно хозяйственное)
3 е управление —
СД — внутренние области (информация об областях с
немецким населением)
4-е управление — Изучение противника и борьба с ним (Тайная
государственная полиция)
4-е управление "Е" — Внутренняя контрразведка
5 е управление — Управление по борьбе с преступностью (Уголовная
полиция)
6-е управление — Управление зарубежной разведки
7 е управление — Архив и управление по вопросам идеологии
Шеф полиции безопасности Берлина,
10 июня CД 1941г.
Строго секретно
Доклад рейсхфюреру СС
и шефу германской полиции
Разлагающая деятельность Коммунистического Интернационала, проводившаяся
вплоть до заключения германосоветского
договора о ненападении 23 августа
1939 года по отношению к странам оси, в особенности против национал-социалистской Германии, широко известна.
Надежды на то, что после заключения пакта Советский Союз будет в
соответствии со статьями договора проводить лояльную политику, и
прекратит подрывную работу против рейха, не оправдались. Напротив:
идеологическое разложение, диверсии и террор, а также крайне интенсивное
развитие деятельности военной, политической и экономической
разведок по
прежнему оставались целями советских правителей.
Единственное, что изменилось, это методы, позволяющие русской разведке
использовать более совершенные и утонченные формы для выполнения все
новых задач
I. Структура и цели Коминтерна
Коммунистический Интернационал (Коминтерн) является организацией,
созданной Советской Россией, с местонахождением в Москве. О
её целях
говорит параграф 1 й устава Коминтерна: "Объединять коммунистические
партии всех стран в единую мировую партию, бороться за привлечение на
свою сторону рабочего класса, а также за принципы коммунизма и диктатуры
пролетариата".
До сих пор членами
президиума исполнительного комитета Коминтерна являются:
Сталин, как
первый секретарь компартии Советского Союза,
Молотов, немецкий эмигрант
Пик, представляющий германскую секцию, Коминтерна, вождь французских
коммунистов Торези и известный болгарский террорист Димитров,
председатель президиума ИККИ, известный по Лейпцигскому процессу.
Для административного аппарата СССР Коминтерн является неофициальной
инстанцией, который может быть использован для любой подрывной
деятельности в международном масштабе. Наряду со специальными
разведывательными службами для выполнения таких специальных заданий за
границей используется и Коминтерн, так что в борьбе с этими службами
трудно отличить одну от другой.
Подрывная работа Коминтерна усилилась во время войны благодаря
использованию больших материальных и людских ресурсов.
По всей Европе
распространялись воззвания и директивы отдельных национальных секций
Коминтерна, преследовавших одну цель — призвать приверженцев
коммунистической идеологии к напряженной и длительной подрывной работе
против Германии, ведущей "империалистическую войну", причем не последнюю
роль при этом играли намерения Советского Союза изменить в свою пользу
обстановку, возникшую в результате пакта о ненападении.
II. Новые методы нелегальной подрывной работы
1. Против рейха
В результате беспощадной борьбы с Коммунистической партией, начиная с
1933 года, приведшей к её уничтожению, как следствие бескомпромиссных
позиций национал-социализма, за период до заключения пакта о ненападении
все усилия Коминтерна, предпринимаемые
из-за границы, а также
деятельность находящихся под надзором полиции небольших остатков
компартии внутри страны, организованных в так называемые группы AM и ББ
(AM — военная политика, ББ — промышленный шпионаж), были напрасными.
На усиление борьбы с его агентами Коминтерн начал методично рассылать
директивы о ведении более утонченной подрывной работы. Руководствуясь
примером "троянского коня", Коминтерн усилил свою деятельность после
гражданской войны в Испании, представившей классические образцы такого
рода деятельности. В результате
пакта от 23 августа 1939 года эта
деятельность утратила всякое пропагандистское звучание, на что Исполком
Коминтерна предпринял новые более энергичные шаги по возобновлению
деятельности своего всеобъемлющего аппарата AM и ББ. В то время как в
оккупированных областях работа Коминтерна была облегчена тем, что там до
сих пор имеются сильные разведывательные организации коммунистических
партий, все его попытки вести подрывную деятельность против рейха
никогда не давали ощутимых результатов.
В результате непрерывной слежки было установлено, что в европейских
странах Коминтерн вновь создал сильную сеть своих агентов и расширил
свои связи, поставив перед собой единственную цель — усилить подрывную и
разведывательную деятельность против Германии.
Главный центр связи находится в Стокгольме, поддерживаемый шведской
коммунистической партией. Это один из самых опасных центров деятельности
Коминтерна. Представление о методах его работы дает материал, изложенный
ниже.
Для работы против рейха в первую очередь использовались бывшие
руководящие функционеры германской компартии, длительное время
обучавшиеся в Москве и других городах Европы. Впервые их забросили в
рейх в 1939 году. Одному из самых ловких удалось установить связи со
своими старыми товарищами по партии в Берлине и благодаря
систематической работе вновь создать производственные ячейки КПГ на
крупных берлинских предприятиях, выполняющих важные оборонные заказы.
Целью этого предприятия было разложение персонала, подстрекательство их
к диверсиям и саботажу, а также ведение промышленного шпионажа.
С помощью умело
оборудованных курьерских вагонов инструкторы Коминтерна переправляли в
Берлин из Стокгольма и Копенгагена материал, инструкции и деньги.
Ведущую роль в руководстве этой организацией, расширившейся угрожающим
образом, играл депутат шведского парламента Линдерот, являющийся
представителем европейского бюро Коминтерна в Стокгольме. В особенности
он выполнял те поручения Исполкома Коминтерна, которые касались
отдельных стран. Из Стокгольма Линдерот направлял деятельность
уполномоченных Коминтерна в Копенгагене, оказывая им финансовую
поддержку.
Перебравшиеся в Германию
функционеры КПГ, такие как Артур Эммерлих, род. 20 сентября 1907 г. в
Нойервизе, Вилли Галль, род. 3 октября 1908 г. в
Фалькенштеейн/Фогтланде, Рудольф Халльмайер, род. 3 февраля 1908 г. в
Плауэне, Генрих Шмеер, род. 20 марта 1906 г., для защиты от полиции
безопасности (СД), под руководством эмиссаров
Линдерота ознакомились с
методами полицейской борьбы против шпионажа. Обучение проводил прекрасно
известный нам Дмитрий Федосеевич Крылов, комиссар ГПУ, которое с 3
февраля 1941 года включено в объединенный народный комиссариат
внутренних дел под наименованием "Народный комиссариат государственной
безопасности".
Созданная вышеуказанными функционерами организация осуществляла свою
деятельность, поддерживая связь с Москвой через Гамбург (где была
оборудована надежная явка), Копенгаген и Стокгольм. Её целью было
получение данных о производстве новейших видов оружия в Германии.
Кроме этих задач, организация занималась также изготовлением листовок
подрывного характера. Из последнего приказа Коминтерна, полученного в
конце мая 1941 года Эмерлихом из Москвы, со всей очевидностью явствует,
что в ближайшие два месяца было запланировано подготовить и перебросить
большое количество новых инструкторов, назначенных в отдельные гау
рейха.
Поскольку одной слежки за деятельностью постоянно растущей организации
стало недостаточно, чтобы предотвратить нанесение реального ущерба, в
конце мая мы своевременно перешли к активным мерам и арестовали всех
членов организации.
2. Против областей, занятых Германией
Методы нелегальной работы, осуществляемой Коминтерном в областях,
занятых Германией, аналогичны перечисленным выше.
Следует подчеркнуть следующее:
а) в протекторате
Уже перед оккупацией бывшей Чехословакии коммунистическая партия
развернула оживленную деятельность, результаты которой сказались,
однако, лишь после создания протектората, с переходом партии на
нелегальное положение. За последние годы из этого района в Москву было
направлено множество партийных функционеров для изучения теории и
практики военного дела и диверсионной войны.
После учреждения протектората эти квалифицированные кадры были брошены
на практическую работу.
Они незамедлительно приступили к воссозданию и
расширению нелегальных организаций компартии Германии. Связь с
Коминтерном, контроль и руководство партийной работой поддерживались и
осуществлялись через генеральное консульство СССР в
Праге. Связным
советского генерального консульства был корреспондент ТАСС и пресс
референт советского консульства Курт Беер (еврей!). Он получал от
дипломатического представительства русские газеты и коммунистический
пропагандистский материал, который он в соответствии с указаниями
передавал руководящим работникам КПГ. Кроме того, через него поступали
огромные суммы для финансирования нелегальной партийной работы.
Кроме связи через советское консульство, в протекторате существовала ещё
и прямая радиосвязь агентов Коминтерна с Москвой. Работники партий,
которым было поручено возглавлять эту тайную радиостанцию Коминтерна,
также проходили подготовку в Москве в радиошколе. (Эта школа находится
под контролем Коминтерна и охраняется частями Красной Армии). Учебная
программа этой школы осуществляется на самой широкой основе и носит
условное наименование "Омс", то есть Организация международного
соединения.
Радиостанция в Праге, действовавшая вплоть до самого недавнего времени,
была оборудована мощными принимающими и передающими установками.
По радио из Праги передавались сообщения об общем внутриполитическом
положении, о подготовке и проведении организованных партией операций, о
заседаниях партийного руководства и принятых на них решениях, а также о
состоянии, настроениях и деятельности партии, а также принимались
приказы и директивы Исполкома Коминтерна из Москвы. Двусторонние
радиопереговоры являются исчерпывающим доказательством непримиримости
революционных идей Коминтерна, направленных на уничтожение национал-социализма.
б) в оккупированной части Франции
Особое внимание Коминтерн уделяет также французской коммунистической
партии, тем более, что с точки зрения Ленина Франция должна стать
бастионом большевизма в Западной Европе. В условиях раскола и внутренней
слабости Франции Коммунистический Интернационал, располагавший до войны
многочисленными сторонниками в этой стране, надеется добиться успеха.
И здесь было досконально точно установлено, что коммунисты во Франции
получают через дипломатические представительства Советского Союза всех
рангов и видов деньги и — пропагандистский материал.
И здесь пакт от 23 августа 1939 года не играл никакой роли, кроме разве
той, что с этого дня активность французских коммунистов в их борьбе с
Германией возросла. Самым убедительным и в то же время самым объективным
доказательством этого является обнаруженный во время обыска в Париже акт
"сюрте насьональ" (французской тайной полиции), касающийся французской
ежедневной газеты "L'Ordre".
Как явствует из аутентичных документов французской полиции, в санации,
проводившейся в ноябре 1939 года, вместе с руководителем пресс службы
югославской миссии Вуцевичем и Жаком Эбштейном, любовником леди Стэнли,
одной из сестер лорда Дерби, участвовал и чешский еврей Отто Кац, он же
Карл Симон, состоящий на службе у Советов. В ноябре 1939 года советский
посол в Париже Суриц вместе с бывшим министром испанского
республиканского правительства Негрином, а в январе и феврале 1940 года
вместе с секретарем посольства Бирюковым посетил главного редактора
газеты "Bure" на его вилле в Сен Клу.
Во время этих встреч
была достигнута договоренность, что небезызвестный Этевнон в качестве
официального уполномоченного советского посольства будет работать в
редакции "L'Ordre". В конце марта финансовая поддержка, оказываемая в
этих целях, составила 800 тыс. франков. Руководителям французской
компартии после её роспуска был отдан приказ распространить среди своих
приверженцев директиву с требованием читать газету "L'Ordre", как
заслуживающую доверия и враждебную немцам, в остальных оккупированных
областях
В Норвегии советская миссия в Осло также является средоточием подрывной
пропаганды Коминтерна. Здесь удалось застать сотрудников посольства с
поличным на месте преступления. В Голландии, Бельгии, бывшей Югославии
установлено применение таких же методов подрывной работы против рейха.
Сжатые рамки этого краткого доклада не позволяют во всей полноте
привести показания свидетелей и документы о подрывной и шпионской работе
Коминтерна.
Остается подчеркнуть тот факт, что отношение Советского Союза к рейху и
занятым им областям является неискренним, и подрывная работа Коминтерна
после 1940 года начала расширяться лихорадочными темпами.
III. Диверсионная работа Коминтерна
Ещё за десятилетие до начала войны Коминтерн начал посылать проверенных
коммунистов из всех своих секций в Советскую Россию, где они в
специальных школах обучались ведению диверсионной работы и технике
подрывного дела. Начиная с 1930 года в Москве вновь были открыты так
называемые военно политические курсы, деятельность которых не
прекратилась по сей день. Поскольку Коминтерн, преследуя свои
политические цели постоянно должен был учитывать возможность военного
столкновения, он в директивах конгрессов призывал своих приверженцев к
совершению актов диверсий и террора, оправдывая эти преступления
политической необходимостью.
Тот факт, что на территории рейха силами полиции безопасности (СД)
обнаружено множество террористически диверсионных групп, созданных по
приказу Коминтерна, является показательным для позиции, занимаемой
Советским Союзом по отношению к рейху. Подготовка диверсионных актов
против объектов, имеющих военное значение, мостов, взрывы важных
участков железной дороги, разрушение и остановка важных промышленных
предприятий и установок являлись целью этих групп, состоявших целиком из
коммунистов, не останавливавшихся при выполнении своих задач и перед
убийствами. Кроме заданий, связанных с совершением диверсионных актов,
члены групп получали и указания о совершении покушений на руководителей
рейха.
Хотя можно было ожидать, что серия этих преступлений, совершенных или
готовящихся Коминтерном, после подписания пакта о ненападении от 23
августа 1939 года прекратится, однако в результате широких
расследований, проводившихся в особенности на оккупированных Германией
территориях, были получены доказательства того, что Коминтерн не намерен
прекратить свою преступную деятельность против рейха.
Наряду с группами, созданными англичанами и осуществлявшими диверсии на
судах, целью которых являлось уничтожение германского флота ещё в мирное
время, существовала ещё более разветвленная террористическая организация
под эгидой Коминтерна, задача которой заключалась, главным образом, в
уничтожении судов тех государств, которые являются членами
антикоминтерновского блока.
По достоверным сведениям известно, что до конца 1940 года эта
организация действовала, стремясь проникнуть с территории Дании в рейх.
Руководителем этой организации был немецкий эмигрант Эрнст Волльвебер,
который в 1931 году был членом руководства РГО (Красной профсоюзной
оппозиции), а в ноябре 1932 года был избран депутатом рейхстага от КПГ.
Эмигрировав в Копенгаген, Волльвебер в 1933 году возглавил руководство
ИСХ , который, являясь международной профессиональной организацией
моряков и портовых рабочих, выполняет по поручению Коминтерна
диверсионные акты, главным образом, против немецкого торгового флота. Он
несет основную ответственность за организацию и деятельность
диверсионных групп, созданных по указанию Москвы в Германии, Норвегии,
Швеции, Дании, Голландии, Бельгии, Франции и прибалтийских государствах.
Волльвебер руководил также приобретением и перевозкой взрывчатых
веществ, располагая, кроме того, денежными средствами, щедро
предоставляемыми Коминтерном для финансирования организации и платы
агентам. После вступления немецких войск в Осло в мае 1940 года
Волльвебер бежал в Швецию, где он до сих пор находится в заключении в
Стокгольме. Советское правительство обратилось к шведскому правительству
с просьбой разрешить Волльвеберу выезд в Советский Союз, предоставив ему
за успешную работу в интересах Коминтерна советское гражданство.
В
результате деятельности этих террористических групп, распространенных по
всей Европе, были совершены диверсии против 16 немецких, 3 итальянских,
2 японских судов, два из которых были полностью уничтожены. Сначала
диверсанты пытались поджигать суда, но впоследствии изменили тактику,
так как пожар не уничтожал их полностью, и стали применять взрывчатку
против кораблей, курсирующих в Балтийском и Северном морях. Наиболее
крупные опорные пункты диверсантов находятся в портах Гамбурга, Бремена,
Данцига, Роттердама, Амстердама, Копенгагена, Осло, Ревеля и Риги.
Коммунистические диверсионные группы, созданные в Голландии, Бельгии и
Франции, находились под руководством голландского коммуниста Йозефа
Римбертуса Схаапа, который возглавлял интерклуб в Роттердаме и
поддерживал теснейшие связи с руководящими работниками всей организации.
Ему непосредственно подчинялся бывший руководитель гамбургской
организации Красной профсоюзной оппозиции Карл Баргштадт, ведавший
технической стороной диверсионных актов.
Взрывчатка, необходимая для
совершения диверсионных актов, добывалась из рудников на севере
Скандинавии и поставлялась коммунистическим диверсионным группам в
Голландии, Бельгии и Франции с помощью голландских моряков через
норвежский порт Нарвик и шведский порт Лулеа. В Роттердаме удалось
арестовать одного из виднейших перевозчиков взрывчатки, голландского
коммуниста Виллема ван Вреесвийка.
Как голландские, так и бельгийские группы располагали лабораториями, в
которых они изготовляли зажигательные и взрывные бомбы. Эти группы
произвели диверсии на итальянском пароходе "Боккаччо" и японском
пароходе "Касий мару". Диверсии на немецких судах в портах Амстердама и
Роттердама удалось своевременно предотвратить.
В ходе дальнейших поисков полиции безопасности (СД) удалось арестовать
24 коммуниста террориста, среди которых находятся также руководитель
голландской диверсионной группы Ахилл Бегвин и руководитель бельгийской
диверсионной группы Альфонс Фистельс.
Самого Схаапа датская полиция сумела арестовать 1 августа 1940 года в
Копенгагене, где он намеревался возобновить деятельность датской
диверсионной организации.
Насколько упорно Коминтерн стремится нанести уничтожающие удары по
германскому торговому флоту и в Балтийском море, видно из того факта,
что с февраля по апрель 1941 года полиции безопасности (СД) вместе с
датской полицией удалось арестовать руководящих работников
коммунистической партии Дании, которые оказывали активную поддержку
деятельности коммунистических диверсионных групп. Среди арестованных
были, в частности, член Исполнительного комитета компартии Дании и
генеральный секретарь Международного союза моряков и портовых рабочих
Рихард Йенсен, редактор датской коммунистической газеты "Арбайтерблатт"
в Копенгагене Тегер Тегенсен и член президиума Союза друзей Советского
Союза в Дании полуеврей Отто Мельхиор.
Делом рук коммунистических диверсионных групп в Дании являются, в
частности, диверсии на немецком пароходе "Саар" в порту Ревеля и на
немецком пароходе "Фила" в Кенгсбергском порту, в результате которых на
пароходе "Фила" в носовой части борта на уровне ватерлинии возникла
пробоина. Химические дистанционные взрыватели были доставлены на борт
корабля в рижском порту.
Взрывчатка и бикфордовы шнуры, применявшиеся датской коммунистической
организацией, были доставлены из Швеции, Их перевез специальный курьер
из магазина мужской одежды в Мальме, где они хранились, в Копенгаген.
Важнейшие сведения о деятельности Коминтерна против Германии получены
также из показаний других коммунистических террористов в Дании.
Например, особое значение Коминтерн придавал вербовке скандинавских
моряков и привлечению их к подрывной работе, поскольку в Коминтерне
считали, что в будущей войне одни лишь скандинавские страны останутся
нейтральными, в результате чего только граждане этих государств будут
иметь возможность совершать террористические акты в германских портах и
на немецких судах. Кроме того, Коминтерн усиленно настаивал на том,
чтобы скандинавы уничтожали собственные грузы, поджигая или взрывая их,
если это послужит интересам Советского Союза. Волльвебер сам отдал
отдельным диверсионным группам в прибалтийских государствах и немецких
портах Северного моря распоряжение завербовать на всех курсирующих в
этом районе судах хотя бы одного надежного человека, который был бы
наилучшим образом подготовлен к выполнению в будущем заданий Третьего
Интернационала.
По его распоряжению была также совершена попытка организовать
диверсионную группу в Данциге.
Руководящие работники Интернационала моряков и портовых рабочих,
входившие в состав этих групп, среди которых был и уроженец Осло,
норвежский гражданин Артур Самсинг, длительное время проживавший в
Советском Союзе, были арестованы и дали подробные показания о
террористических и диверсионных актах, совершенных ими против рейха по
заданию Волльвебера. По поручению Коминтерна Волльвебер создал опорные
пункты на островах Балтийского моря Даго и Эзеле. Завербованные на этих
островах сотрудники должны были начать действовать только в том случае,
если в ходе войны между Германией и Советским Союзом германские войска
или военно-морской флот овладеют островами. В первую очередь
планировалось совершать диверсии на базах подводных лодок, аэродромах и
складах горючего.
Насколько энергичными были попытки
большевиков развернуть свою
деятельность на территории самого рейха, явствует из того факта, что с
марта 1941 года полиции безопасности (СД) удалось установить в
результате расследований в Силезии и генерал губернаторстве , что
польские диверсионные и террористические организации возглавлялись в
большинстве случаев коммунистическими элементами. Здесь также
организация совершенных за последнее время преступлений носит
характерные черты, типичные для методов коммунистов, изложенных в
"военных тезисах" 6-го и 7 го Конгрессов Коминтерна и разосланных всем
секциям.
IV. Советский шпионаж против рейха (экономическая, военная и
политическая разведка)
1. Методы, применяемые ГПУ против переселенцев немецкой национальности.
Когда после подписания русско германского пограничного договора от 29
сентября 1939 года Россия сумела воспользоваться плодами немецких побед
над Польшей, присоединив значительные территории, она использовала
установление границы сфер интересов Германии и России для того, чтобы
превратить вновь возникшую сухопутную границу с великогерманским рейхом
в ворота для бесчисленных шпионов, засылаемых на территорию своего
партнера по пакту о ненападении.
Великодушие Фюрера, позволившего вернуться на родину немцам, проживающим
на русской территории, было самым подлым образом использовано в
вышеуказанных целях.
Когда фольксдейчи, следуя зову Фюрера, массами стали собираться в
дорогу, пресловутое ГПУ — которое с 3 февраля 1941 года стало составной
частью объединенного народного комиссариата внутренних дел, получив
название "Народный комиссариат государственной безопасности" —
приступило к осуществлению своего плана, заключавшегося в том, чтобы
привлечь многих из переселенцев, пользуясь самыми недозволенными
средствами, к шпионской деятельности против страны, в которую они
возвращались, движимые любовью к родине. Хотя ГПУ практически не
добилось в этом успеха, так как большинство завербованных насильно,
вернувшись в Германию, сразу же сообщали о полученных заданиях, тем не
менее сам по себе этот факт остается позорным свидетельством методов ГПУ
и советских правителей.
Переселенцев в Германию вызывали в ГПУ, часами допрашивали, угрожая не
выпустить их за границу, если они не согласятся сотрудничать с ГПУ.
Широко применялся также следующий метод — переселенцам заявляли, что с
остающимися членами их семей будет поступлено самым строгим образом, с
ними будут обращаться как с заложниками, если переселенец не выполнит
взятых на себя вынужденных обязательств или осмелится сообщить
германским властям о своём задании. Им угрожали также, говоря, что
длинная рука ГПУ достанет их и в Германии, угроза, которая оказывала на
некоторых, слабых духом, переселенцев свое действие. Не только мужчин,
но и женщин принуждали таким бесчеловечным образом давать обязательства.
Ниже я хотел бы привести несколько примеров того, как обращались с
сотнями немцев, возвращавшихся на родину.
а) При переселении
бессарабских немцев была обнаружена некая Мария Бауманн из Черновиц
которая сообщила, что русская разведка хотела принудить
её вести
разведывательную работу в Германии.
Её неоднократно вызывали в ГПУ, где
всяческими способами пытались заставить работать на русскую разведку.
Так как у неё пятеро детей, не имеющих достаточного обеспечения (она
вдова), ей обещали высокое жалованье, сказав, что могут платить ей 10
тыс. рублей и даже больше. Её направили на шпионскую работу в Прагу. Она
везла с собой документы, подтверждавшие, что она прошла специальную
подготовку.
б) Элизабет Кройтель, муж которой имел в Черновицах лавку
перевязочных материалов, также подверглась давлению ГПУ, куда она
явилась для получения паспорта на выезд. Ей поручили вести
разведывательную работу в Саксонии. Она также была снабжена материалами,
освещавшими деятельность немецкой разведки и дававшими рекомендации по
борьбе с ней.
Эти два примера можно было бы дополнить сотнями других, ибо установлено,
что ГПУ, даже по осторожным оценкам, пыталось завербовать около 50% всех
переселенцев, заставляя их угрозами или посулами соглашаться на
сотрудничество.
Но ГПУ не только пыталось сделать этих немцев, используя самые
отвратительные методы, предателями своей родины, ему во многих случаях
удалось даже ограбить этих людей, украсть у них удостоверения личности,
деньги и ценные вещи. В шестнадцати случаях у нас имеются
доказательства, что документы похищались с целью передачи их русским
агентам. Ещё в шести случаях существует сильное подозрение, что
ГПУ
убивало переселенцев, чтобы воспользоваться их документами для
незаметной переброски их агентов в рейх.
2. Советские дипломатические представительства как центры
экономического, политического и военного шпионажа против рейха с целью
подготовки войны.
После заключения пакта о ненападении русская разведка расширила арсенал
своих методов. Не отказываясь от своих обычных жестоких приёмов, она
стала все более широко использовать русские представительства,
аккредитованные в рейхе — руководящая роль здесь принадлежит русскому
посольству в Берлине — в разведывательных целях. Отзыв советского посла
Шкварцева и назначение на этот пост Деканозова явились сигналом для
всемерного усиления шпионской деятельности путём сбора политической,
экономической и военной информации. Деканозов, доверенное лицо Сталина,
в России руководил отделом информации НКВД (русский наркомат внутренних
дел), в который входит ГПУ на правах специального разведывательного
управления.
Его задача, сформулированная в Москве, заключалась в том,
чтобы через постоянно расширяющуюся сеть доверенных лиц получить доступ
к высшим инстанциям рейха и добывать в первую очередь информацию о
военной мощи и оперативных планах рейха. Верным помощником Деканозова
был сотрудник ГПУ, так называемый "советник посольства" Кобулов,
развернувший интенсивную шпионскую деятельность, беззастенчиво пользуясь
своей дипломатической неприкосновенностью.
Русские шпионы в рейхе
стремились к тому, чтобы наряду с чисто политической
информацией
получать сведения и о политических планах рейха, а также планировали
создать по всей Германии сеть тайных радиостанций, которые передавали бы
в Россию все важные сведения, зашифрованные сложным шифром. Таким
образом, с 1940 года проводилась широкая подготовка к разведывательной
работе, на которую были затрачены невообразимые суммы. (Немецкая
контрразведка сумела вовремя принять необходимые меры).
Зная, что русская разведка развернула особенно интенсивную деятельность
в восточных германских областях — в первую очередь в
генералгубернаторстве и протекторате — мы были вынуждены уделить
повышенное внимание именно этим районам. Было установлено, что сотрудник
русского генеральского консульства в Праге Леонид Мохов является главой
русской шпионской организации, созданной ГПУ в протекторате. Русской
разведкой были завербованы бывшие военнослужащие чешского легиона,
сражавшиеся во время войны между Германией и Польшей на польской стороне
и в большинстве случаев являвшиеся членами коммунистической партии
Чехословакии, которые после поражения Польши попали в плен к русским.
В
первую очередь их обучали радиоделу. Этих людей послали в протекторат,
снабдив поддельными документами, где они действовали под руководством
упомянутого сотрудника русского консульства Леонида
Мохова. После
вмешательства нашей полиции было арестовано более 60 русских агентов, а
десяток подпольных радиопередатчиков конфискован. (Примечание: Эта
шпионская организация действовала совершенно независимо от подпольных
организаций, работающих в протекторате под руководством Коминтерна).
В Берлине тем временем советник русского посольства и сотрудник ГПУ
Кобулов также не бездействовал. Небезынтересно ознакомиться с
высказыванием бывшего югославского дипломата, военного атташе в Берлине,
полковника Ваухника, которого трудно заподозрить в симпатиях к немцам;
он заявил, что помощник русского военного атташе в Берлине, полковник
Корняков занимается исключительно разведкой, тратя на это столько денег,
сколько ему покажется необходимым. Целью руководства русских шпионов, в
которое входил, кроме
Кобулова, военный атташе Тупков со своим
помощником Сконяковым, было создание в столице и во всех крупных городах
великогерманского рейха сети подпольных радиостанций для передачи
разведывательных сообщении.
Из всего обширного материала, освещающего деятельность этих господ и их
сообщников, представляется возможным привести лишь два примера:
а)
Булочник Витольд Пакулат из Мариамполя в Литве, бывший член немецкого
культурбунда в Литве, у которого имелись родственники в рейхе — прежде
всего, в Берлине — однажды был вызван в Ковно в ГПУ. Здесь ему стали
угрожать, обещая отдать его под суд за шпионскую деятельность. Того, что
он был членом культурбунда и несколько раз выезжал из Литвы в Германию,
чтобы навестить своего брата, проживающего в Мемеле, ГПУ было
достаточно, чтобы завести на него дело по обвинению в шпионаже.
Запуганного человека пообещали освободить от наказания, если он
согласится под видом переселенца пробраться в Берлин и там работать в
соответствии с указаниями, получаемыми из России. Оставив жену и
ребенка, которых ГПУ задержало как заложников, он отправился в Германию.
Его запугивали, говоря, что у ГПУ длинные руки, способные достать и в
Берлине, если он пойдет на предательство. Несмотря на эту угрозу и на
то, что его родственники находились во власти ГПУ, и этот фольксдейч
осознал свой долг и связался по прибытии в Германию с полицией
безопасности (СД). Таким образом удалось повести с русскими двойную
игру, которую они так и не разгадали, благодаря чему все их планы были
спутаны и их деятельность с самого начала находилась под нашим
контролем. В Берлине Пакулат получал указания и приказы от связника ГПУ,
сотрудника русского посольства. Ему приказали снять в Берлине квартиру,
в которой ГПУ оборудовало крупную подпольную радиостанцию. Затем ему
велели приобрести небольшую гостиницу с пивной, чтобы использовать эти
помещения для проезжающих русских курьеров и агентов. Ему приказали
также завязать знакомства с рабочими оборонной промышленности, чтобы
добывать разведывательные данные. Русская разведка вела свою работу,
учитывая предстоящую войну, в силу чего она, наряду с указанием целей
для будущих бомбардировок, устраивала также в общественных местах
тайники для хранения разведывательной информации и диверсионного
оборудования, чтобы в нужный момент извлечь их оттуда.
Только в этом случае русская разведка затратила около 100 тыс.
рейхсмарок. Для устройства подпольной радиостанции русская разведка
завербовала через Пакулата немца радиста из фирмы "Сименс". Его
подыскала для этой роли полиция безопасности (СД), одной из задач
которой являлась двойная игра с русскими. Русская разведка твердо
считала, что Пакулат создал надежную агентурную сеть, завербовав
шестьдесят немцев, которые, кроме выполнения шпионских заданий, будут
ещё вести и подрывную работу. Агентурная сеть, созданная по правилам
двойной игры, расширилась до Кенигсберга, где именно в настоящее время
должна начаться работа по нанесению на план города предприятий
оборонного значения.
б) Другой случай беззастенчивого шантажа немца,
гражданина рейха, был обнаружен в Берлине. Этот немец, родившийся в
Петербурге, имя которого по вполне попятным причинам не может быть пока
названо, после вторичного пребывания в Германии в 1936 году возвратился
навсегда в Берлин. В России у него осталась жена. Их брак был оформлен
по русским законам. От брака у него была дочь. Поскольку по русским
законам его жена продолжала оставаться русской гражданкой, ему не
разрешили забрать её с собой в рейх. Находясь в Берлине, он пытался с
помощью министерства иностранных дел получить необходимые документы,
чтобы его русский брак был признан немецким судом. Так как он страдал
тяжелой болезнью легких, и в связи с этим придавал очень большое
значение скорой встрече со своей семьей, он не видел в сложившейся
ситуации иного выхода, как самому ещё раз отправиться в Петербург, чтобы
там выхлопотать документы и забрать жену и дочь в Германию.
Для этого он
обратился в русское туристическое бюро Интурист, запросив бумаги,
необходимые для въезда в Россию. Когда руководитель этого бюро, русский
по фамилии Шаханов, понял из его рассказов, что этот больной человек
крайне обеспокоен судьбой своей семьи, он начал с ним игру,
поразительную по своей низости. Шаханов обещал ему устроить поездку в
Петербург при условии, что он пойдет на предательство своей родины.
Шаханов неотступно оказывал давление на отчаявшегося человека, доведя
его до состояния, близкого к самоубийству. Шаханов постоянно играл на
его супружеских и отцовских чувствах, намекая, что его жена и дочь
находятся в качестве заложников в руках ГПУ. В конце концов немец обо
всем сообщил нашей контрразведке. Следуя полученным указаниям, он для
виду согласился с предложениями агента ГПУ
Шаханова и по его приказу
снял большую квартиру, которая также была использована для оборудования
подпольной радиостанции.
Объяснить все это можно тем, что между
Шахановым и "советником
посольства"
Кобуловым было достигнуто полнейшее взаимопонимание.
в) В
результате непрерывного наблюдения за радистом из русского посольства в
Берлине, который время от времени появлялся в Данциге, удалось и здесь —
в ходе двойной игры — создать подпольную радиоточку и агентурную сеть,
поставляющую политическую и экономическую информацию. И здесь, благодаря
своевременным сообщениям жителей Данцига, братьев Формелла, принужденных
ГПУ работать на русскую разведку, замыслы русских были сорваны.
Эти примеры могут быть продолжены, поскольку русская разведка действует
по всех германских городах, представляющих для неё интерес, одинаковыми
методами.
V. Пограничные инциденты
Кроме того, необходимо указать на то, что с февраля 1941 года по вине
Советов возросло число пограничных инцидентов, не прекращавшихся и до
этого. Они терзают немецкое население пограничных районов как кошмар.
Убийства немецких граждан и обстрел немецкой территории с русской
стороны не прекращаются.
VI. Общие выводы
Деятельность Советского Союза, направленная против национал-социалистской Германии, как это доказывают приведенные примеры,
свидетельствует о колоссальных масштабах подпольной подрывной работы
диверсий террора и шпионажа в целях подготовки войны, ведущегося в
области политики, экономики и обороны.
После заключения пакта о ненападении 23 августа 1939 года усилия,
предпринимаемые противником, не только не ослабли, но осуществляются с
ещё большей энергией и в ещё больших масштабах.
Подпись Гейдрих
Рейхсминистр
Главная штаб квартира иностранных дел
4-мая 1945 года
Гросс адмирал Дениц предоставил
г-ну Вальтеру Шелленбергу полномочия на
ведение переговоров, о чем сообщается в прилагаемых документах. Прошу
Вас официально уведомить об этом шведское правительство.
Кроме того, я дал г-ну Шелленбергу
ряд особых поручений, о которых он сообщит Вам устно. Прошу Вас
оказывать г-ну Шелленбергу во время его
пребывания в Швеции всяческую поддержку и предоставить в его
распоряжение все технические и финансовые ресурсы, необходимые для
выполнения полученных им заданий.
Подписал: фон Крозигк
Германскому посланнику в Стокгольме, г-ну д-ру Гансу Томсену
Посланнику Вальтеру Шелленбергу
Копия для осведомления ПОЛНОМОЧИЯ
Настоящим я уполномочиваю посланника Вальтера Шелленберга вести от имени
германского имперского правительства переговоры со шведским королевским
правительством по всем вопросам, могущим возникнуть в результате
прекращения оккупации Норвегии частями германского Вермахта и
затрагивающим германо шведские отношения. Я уполномочиваю его также
заключать предварительные договоры с условием их последующей ратификации
в соответствии с существующими правовыми нормами.
Главная квартира, 4-мая 1945 г.
Подписал: Дениц, гросс адмирал
Именем рейха я присваиваю бригаденфюреру и
генерал-майору
Вальтеру Шелленбергу служебное звание
"посланник".
Главная квартира, 4-мая 1945 г.
Подписал: Дениц, гросс адмирал
Троза, 9 июня 1945 г. Вальтер
Фридрих Шелленберг.
Уважаемый господин Шторх.
Посылаю Вам в приложении, пользуясь отношениями личного доверия между
нами, экземпляр моих дневниковых записей, касающихся в особенности моих
усилий по решению еврейского вопроса в Германии, Так как мне не удалось
как следует отобрать записи, связанные с этим вопросом, из всей массы
записок, посылаю Вам все записки целиком. Я был бы Вам благодарен, если
бы Вы подтвердили письменно данное Вами обещание отнестись ко мне с
довериём и пониманием. С дружеским приветом, Ваш
Подпись
Гилель Шторх,
Фурунсундгатан, 10
Господину посланнику
Вальтеру Шелленбергу,
Троза. Стокгольм, 12 июня 1945 г.
Уважаемый господин Шелленберг!
С благодарностью подтверждаю получение Вашего письма от 9 июня 1945 г. с
приложением дневниковых записей, которые я прочел с большим интересом.
Пользуюсь случаем, чтобы выразить Вам мою искреннюю благодарность за
все, что Вы сделали для спасения несчастных людей в трудное для них
время.
С наилучшими приветами, Ваш
Подпись
Гилель Шторх,
Господину посланнику Шелленбергу,
Троза. Стокгольм, 16 июня 1945 г.
Уважаемый господин Шелленберг! Во время наших бесед Вы имели любезность
рассказать мне кое-что о положении евреев в Германии в последние месяцы
войны. Позвольте попросить Вас сообщить мне об этом ещё некоторые
сведения, если это представится возможным. Я хотел бы узнать следующее:
1) Знакомы ли Вы с делом Манфреда Вайса?
2) Кто был д-р Кастнер и какова его роль в переговорах, проводившихся в
Швейцарии?
3) Известно ли Вам что-нибудь о переговорах, которые вёл в Швейцарии
Эйхман?
4) Знаете ли Вы о переговорах штандартенфюрера Бехера в Швейцарии и с
кем они велись?
5) Известны ли Вам подробности о переговорах относительно 1350
венгерских евреев из лагеря Берген
Бельзен?
6) Зачем Гиммлер снабдил
г-на Керстена досье
д-ра Штернбуша с отрывками
из газетных статей?
7) Как вы знаете, моя поездка в апреле 1945 года была отложена,
поскольку Гиммлер был в отъезде. Было ли это так на самом деле или это
была отговорка?
8) Вы рассказывали, что в мае была составлена шифрованная телеграмма, в
которой упоминалось мое имя. Можете ли Вы припомнить подробности?
9) Правда ли, что 13 или 14 апреля в связи с опубликованием сведений о
концлагере Бухенвальд был издан приказ об уничтожении всех евреев и
военнопленных, содержащихся в лагерях?
Я был бы Вам очень благодарен за ответы на поставленные вопросы.
С искренним уважением, Ваш
(Подпись)
P.S.
10) В какой мере удалось выполнить приказ о прекращении эвакуации
заключенных еврейской национальности и о передаче их союзникам согласно
обещаниям, данным Гиммлером в апреле 1945 года графу Бернадотту и г-ну
Мюзи, и в марте 1945 года г-ну Керстену?
(подпись)
Вальтер
Фридрих Шелленберг.
Господину Шторху
Стокгольм, 17 июня 1945 г.
Уважаемый господин Шторх!
Отвечая на Ваше письмо от 16. 6. 1945, сообщаю Вам следующее:
1) Дело Манфреда Вайса известно мне лишь понаслышке. Я знаю, что
влиятельные круги германской экономики (настроенные против национал-социализма) использовали это дело для того, чтобы развернуть сильную
пропагандистскую кампанию лично против Гиммлера. Гиммлеру ставится в
упрек, что он через штандартенфюрера Бехера оказал на группу евреев,
объединившихся вокруг Манфреда Вайса, влияние такого рода, что целый
венгерский концерн был продан СС за мизерную цену. В какой то степени
убытки Ваши были компенсированы тем, что его семья оказалась на свободе.
Штандартенфюрер Бехер был дезавуирован всеми как нечистоплотный делец.
2) д-р Кастнер, насколько мне известно, был венгерским евреем,
постоянно, сопровождавшим штандартенфюрера Бехера.
д-р Кастнер был
связующим звеном, через которое осуществлялась связь с Сали Мейером. Он
был, насколько мне известно, членом организации "Джойнт".
3) О переговорах
Эйхмана в Швейцарии мне не известно. Я знаю только, что
между
Эйхманом и Бехером существовало тесное сотрудничество.
4 и 5) Ответы на вопросы 4 и 5 должны быть объединены в один. Бехер
вёл
переговоры по поводу освобождения венгерских евреев с Сали Мейером. В
них участвовали также, насколько мне помнится, два постоянных
представителя Бехера, два чина СС. Бехер
вёл переговоры на чисто
экономической основе, то есть он требовал за освобождение каждого еврея
определенную сумму в валюте. Затем он потребовал в качестве
вознаграждения поставок тракторов и грузовых автомобилей. После того,
как в октябре 1944 года президент еврейского союза д-р
Мюзи вошел в
контакт с Гиммлером, стало ясно, что организация "Джойнт" (Сали Мейер)
сотрудничала с Бехером.
Бехер действовал против Штернбуха и Мюзи, во
первых, из чисто личных побуждений, во вторых, из-за того, что он не
соглашался отпустить евреев на свободу бесплатно. Он пытался убедить
Гиммлера в том, что Мюзи подкуплен организацией Штернбуха, о чем он,
якобы, узнал от Сали Мейера. Штернбух и Мюзи, по его словам, не имели
никакой солидной политической опоры, так как только ему удалось через
Сали Мейера установить связи с американцем Маклелландом.
Маклелланд, говорил Бехер, является председателем комиссии по военным
беженцам. Он уже встречался с ним один раз, при этом не назвав своего
настоящего имени. Поэтому он не может утверждать с уверенностью, что это
был сам Маклелланд. Гиммлер потребовал в январе 1945 года от Мюзи, чтобы
он являлся единственным представителем всех еврейских организаций в
Швейцарии, так как иначе ход переговоров осложнился бы и их результаты
оказались бы под угрозой. После вывоза первой партии евреев в количестве
1,200 человек, осуществленного согласно договоренности с Мюзи, Бехер не
успокоился и представил Гиммлеру подборку вырезок из швейцарских газет,
в которых злонамеренно были отражены только теневые стороны перевозки.
Одновременно Бехер предостерег Гиммлера от продолжения операции "Мюзи",
так как еврейская организация д-ра Штернбуха играла совершенно
второстепенную роль, что утверждал и Сали Мейер.
Поиски Бехера, которые
могли повредить переговорам с Мюзи, я пытался нейтрализовать,
обратившись к Гиммлеру с вопросом о доверии, предложив ему поставить на
мое место Бехера, может быть, он больше моего разбирается в политике. Во
всяком случае в сделках я пользуюсь более "чистыми" способами, чем
Бехер. Я упомянул также и о барышах, полученных Бехером в деле с
Манфредом Вайсом и венгерскими евреями. После этого Гиммлер приказал
Бехеру действовать в Швейцарии только по моим указаниям. Впоследствии
Гиммлер поручил ему передать англичанам и американцам концлагерь Берген
Бельзен. Бехер так и не дал о себе знать и не принял возложенного на
него поручения. Он совершенно исчез из моего поля зрения до самого конца
войны.
6) Гиммлер дал
г-ну Керстену
досье д-ра Штернбуха потому, что
Кальтенбруннер предупредил его, что фотокопии телеграмм и вырезки из
газет, которые г-н Мюзи привез с собой, может быть, были сфабрикованы
Штернбухом и Мюзи. Поэтому Гиммлер
хотел получить через д-ра Керстена
оригиналы американских газет от 8. 2. 1945 г.
7) Поездка была отложена, потому что Гиммлер
не мог решиться принять г-на Шторха. Таким образом, все приводившиеся причины были лишь
отговорками.
8) Верно, что в феврале 1945 года была расшифрована телеграмма,
посланная, насколько мне помнится, из польского консульства в Иерусалиме
в Лондон. Речь в ней шла о положительных результатах переговоров г-на
Шторха относительно освобождения еврейских
женщин из Берген
Бельзена.
9) Я припоминаю, что обергруппенфюрер Бергер рассказал мне о полной
эвакуации всех концентрационных лагерей для заключенных и военнопленных,
и что он, посовещавшись со мной, не выполнил этот приказ в лагерях,
находившихся в его ведении.
10) В ответ на этот вопрос я позволю себе сослаться на мои дневниковые
заметки, переданные Вам. В особенности я хотел бы заметить, что
благодаря различным обещаниям Гиммлера,
путём задержки приказов в их
движении сверху вниз, а также в результате сотрудничества с д-ром
Брандтом, удалось приостановить эвакуацию лагерей, несмотря на то, что
Кальтенбруннер, вопреки обещаниям Гиммлера, отдавал приказы об
эвакуации. В результате значительная часть лагерей избежала эвакуации.
Главным образом имеются в виду лагеря Бухенвальд, Берген
Бельзен,
Терезиенштадт и множество других в Южной Германии.
С наилучшими приветами. Ваш,
(Подпись)
Отрывок из моего дневника об освобождении
людей из немецких
концентрационных лагерей
22 января 1945 года я получил от генерала Шелленберга задание освободить
некоторое количество евреев из различных концентрационных лагерей в
Германии и передать их в Констанце, на швейцарской границе,
г-ну Мюзи,
президенту еврейского союза. Генерал Шелленберг сказал мне, что он
поддерживает связь с г-ном Мюзи с октября 1944 года, был с ним вместе у
Гиммлера, чтобы получить от него разрешение на освобождение евреев.
Гиммлер, по его словам, уже обещал ему освободить несколько еврейских
семей. Но несмотря на разрешение Гиммлера, оказалось невозможным
разыскать эти семьи, поэтому Шелленберг поручил мне, используя мои
личные связи, любой ценой добиться освобождения лиц, о которых шла речь.
Сначала я связался с группенфюрером Мюллером, шефом тайной
государственной полиции, и попросил его разрешить мне самому заняться
поисками еврейских семей. Мюллер отклонил мою просьбу на том основании,
что я не являюсь сотрудником гестапо и поэтому не имею права быть
посвященным во внутренние дела этой организации.
В конце концов он
сообщил мне, кто из его сотрудников занимается такими делами, и разрешил
мне только связаться с ними в личном порядке. Хотя эти сотрудники
сообщили мне ложные сведения о разыскиваемых лицах, указав, что они не
обнаружены, мне удалось через центральное управление лагерей, при помощи
д-ра Берндорфа, обнаружить местонахождение хотя бы части лиц, в
частности, братьев Роттенбергов, семьи Бергер Роттенбергов с детьми и
нескольких французов. О местонахождении остальных мне должны были
сообщить через несколько дней, так как некоторые лагеря, которым
угрожало приближение противника, уже эвакуировались. Несмотря на
повторные запросы и непрерывные поиски, мне так и не удалось что либо
узнать о местопребывании остальных лиц.
Примерно в то же время генерал Шелленберг
сообщил мне, что он вместе с д-ром Мюзи, который со своей стороны поддерживает связи с исполнительным
комитетом Союза раввинов Соединенных Штатов Америки, представленным в
Швейцарии г-ном д-ром Исааком Штернбухом, составил план, согласно
которому предполагается освободить всех евреев, находящихся в немецких
концентрационных лагерях, и переправить их железнодорожным транспортом в
Швейцарию. г-н Штернбух, сказал он, достиг договоренности с еврейской
организацией в Америке относительно того, что после короткого пребывания
в Швейцарии евреи, прибывшие из концлагерей Германии, будут перевезены в
Америку.
Этот план был в
присутствии д-ра Мюзи обсужден с Гиммлером,
который, как утверждал Шелленберг, дал свое согласие. Цель этой акции
заключалась в том, чтобы вызвать в международной прессе благоприятные
отклики, которые впоследствии позволили бы создать более здоровую
атмосферу вокруг Германии. С одной стороны, для безопасности операции, а
с другой, чтобы узнать, насколько значительна была еврейская
организация, Гиммлер
потребовал от организации раввинов сумму в пять миллионов швейцарских
франков, которая до окончания акции должна была находиться у д-ра Мюзи. Впоследствии планировалось перевести эту сумму
Международному Красному Кресту, чтобы тот имел возможность помочь
терпящему лишения немецкому населению.
Следовало как можно быстрее начать отправку первого транспорта. Поэтому
я снова срочно связался с шефом тайной полиции, группенфюрером Мюллером
и надлежащими инстанциями полиции безопасности, а также с начальником
лагеря Терезиенштадт. Мне удалось, вопреки бесчисленным препятствиям,
чинимым мне со стороны этих инстанций, преодолев трудности, вызванные
тяжелым положением транспорта (ежедневные бомбардировки), добиться того,
что 5 февраля 1945 года из Терезиенштадта в Констанц был отправлен
первый специальный поезд, составленный из семнадцати вагонов, в которых
находилось 1,200 евреев. Из Констанца поезд мог идти в Кройцлинген.
Следует заметить, что предоставления специального поезда и включения его
в график движения удалось добиться лишь в результате личных переговоров
и личной инициативы, не получая поддержки ни от одной имперской
инстанции, которые противились всеми мыслимыми средствами не только
освобождению, но и перевозке евреев.
Чтобы упрямство лагерного начальства не поставило под угрозу успех моего
предприятия, я сам отправился в Терезиенштадт. Здесь при формировании
колонны отъезжающих создалась ситуация, необычная для человека, не
посвященного во внутреннюю жизнь лагеря. Когда в лагере было объявлено,
что в Швейцарию должно быть отправлено 1200 евреев, и желающим
предложили записываться, в ответ заключенные, вопреки предположениям, не
бросились, обгоняя друг друга, называть свои фамилии.
После длительных
колебаний записалось лишь несколько сотен человек. Поскольку, с одной
стороны, я не мог объяснить себе столь своеобразного поведения узников,
а с другой, обязан был набрать именно 1200 человек, я осведомился о
причинах этого более чем сомнительного явления. В конце концов
выяснилось, что все они были твердо убеждены в том, что их хотят
отправить в Освенцим, где им грозила гибель. Даже когда поезд уже был в
пути, среди пассажиров нашлось немало пожилых людей, которые никак не
могли поверить, что они на пути к свободе. Лишь позднее, когда поезд
взял направление на Судеты, и мне удалось завоевать доверие участников
нашего путешествия своим участливым к ним отношением, оцепенение,
сковавшее их, постепенно проходило, и, наконец, люди, словно
освободившись от зловещего кошмара, стали чувствовать себя непринужденно
и повеселели.
Эта первая перевозка, очень хорошо организованная, проходила так
успешно, что швейцарские власти, принимавшие 1200 пассажиров в
Кройцлингене, выразили свою признательность. Пассажиры находились в
прекрасном состоянии, все, за исключением нескольких стариков, добрались
до цели живыми и здоровыми. Продовольствия, которое я вез с собой, было
так много, что им можно было бы кормить всех пассажиров ещё два дня.
Второй транспорт в количестве 1800 человек из лагеря Берген
Бельзен,
подготовленный на основе списков, представленных мне сыном председателя
еврейского союза Мюзи, нельзя было отправить, так как обергруппенфюрер
Кальтенбруннер отдал штандартенфюреру Бехеру приказ организовать через
своего связника Сали Мейера газетную кампанию в Швейцарии с целью
дискредитировать операцию Мюзи. Поэтому сразу же после прибытия первого
поезда с заключенными в Швейцарию в швейцарских газетах появились
сообщения, в которых, в частности, говорилось, что в обмен на
освобождение евреев немцы намереваются получить право убежища для
двухсот крупных нацистов.
Такого рода сообщения были срочно доставлены
Кальтенбруннеру, который, воспользовавшись правом делать личные доклады
Гитлеру, передал их ему, и таким образом добился приказа об отмене
операции. Гитлер тут же отдал распоряжение немедленно прекратить
операцию и запретил впредь освобождать евреев. Так рухнула операция,
построенная на солидной и респектабельной основе, свободная от каких
либо спекулятивных намерений, тогда как через Сали Мейера,
действовавшего вкупе с Бехером, продолжали поступать небольшие группы
освобожденных, свобода которых была куплена в результате грязной сделки.
Известно, что Бехер за перевозку этих заключенных требовал
вознаграждения — за каждого пассажира он получил, как было объявлено, по
1200 швейцарских франков. Все эти темные махинации совершались с
согласия Кальтенбруннера.
Попытки генерала Шелленберга возобновить операцию Мюзи потерпели
неудачу, натолкнувшись на категорический отказ Кальтенбруннера, который
просто сослался на то, что Гитлер запретил освобождать евреев.
Точно такой же отказ встретила и просьба президента еврейского союза
Мюзи об освобождении заключенных в концлагере
Равенсбрюк француженок,
полек и женщин других национальностей, с которой он неоднократно
обращался, начиная с конца 1944 года. Мюзи в особенности указывал на то,
что освобождение этих женщин произведет крайне выгодное впечатление,
которое со временем принесет Германии только пользу. Генерал Шелленберг,
придерживавшийся той же точки зрения, что и д-р Мюзи, сделал все
возможное, чтобы добиться освобождения женщин. Когда это не удалось,
попытался освободить хотя бы часть женщин, список которых он составил.
Но и это предложение встретило полное непонимание.
Впоследствии, несмотря на строгое запрещение освобождать заключенных
концлагерей, в результате ловких маневров генерала Шелленберга было
освобождено большое количество евреев, в том числе семьи Доннебаум,
Розенберг, Штаргарт, Цильзер, а также
д-р Штяссны и Елена Штайн.
Переправить этих людей в Констанц я уже не имел возможности из-за хода
военных действий в Центральной Германии, так как связь между Берлином и
Терезиенштадтом была прервана. Поэтому лагерному начальству в
Терезиенштадте по радио было передано распоряжение немедленно
переправить упомянутых лиц в Констанц на швейцарскую границу. Во время
поисков членов названных семей Мюзи младшему удалось вместе со мной
тщательно осмотреть лагерь Терезиенштадт и лично побеседовать с
некоторыми из указанных заключенных. Интересно отметить, что перед
посещением лагеря один из его сотрудников, гауптштурмфюрер Моэс заявил,
что семьи, о которых идёт речь, все на месте.
В то же время штурмбанфюрер Гюнтер, начальник лагеря, на повторный
вопрос Мюзи младшего ответил, что семьи Цильзер вообще не было среди
заключенных Терезиенштадта, что семья Бергер Роттенбергов в начале 1945
года была переведена в Освенцим, а мужчины из семьи Доннебаумов
переведены в лагерь, местоположение которого неизвестно.
Противоречивость заявлении сотрудника лагеря и его начальника вызвана
тем, что как раз те семьи и лица, которых якобы в лагере не было, в
январе 1945 года поступили из Освенцима и были свидетелями событий, о
которых общественность не должна была знать. Так как Кальтенбруннер дал
строжайший приказ, запрещающий освобождать указанных лиц, начальник
лагеря просто напросто придумал отговорку, сказав, что их нет в лагере.
По мере приближения восточного и западного фронтов к территории
Германии, началась эвакуация лагерей, расположенных в прифронтовой
полосе. Их узников пешими колоннами перегоняли в тыловые лагеря. Эта
мера была совершенно бессмысленной, так как, с одной стороны, положение
с транспортом и продовольствием ухудшалось с каждым часом, в результате
чего невозможно было вообще обеспечить питанием эти массы людей, а с
другой стороны, сотни заключенных, находившиеся в крайне тяжелом
физическом состоянии, ежедневно гибли во время переходов.
Результатом обстоятельной беседы между д-ром Мюзи и генералом
Шелленбергом явился приказ Гиммлера о передаче лагерей со всеми
заключенными войскам союзников. Мюзи, находившийся в это время в Берлине
сообщил об этом американской миссии в Швейцарии, сотрудники которой
уведомили об этом Вашингтон. Через несколько дней пришел ответ из
Вашингтона, в котором союзниками высказывалось согласие с этим
предложением, а также сообщалось, что генералу Эйзенхауэру сообщено об
этом, что же касается русских, то в данный момент не может быть дано
каких либо гарантий. Мюзи младший, 9 апреля 1945 года выехавший из
Констанца в Бухенвальд, чтобы встретиться со мной в Веймаре по поводу
поисков некоторых заключенных, получил от своего отца поручение сообщить
ответ союзников относительно прекращения эвакуации лагерей
непосредственно в Берлин.
Вследствие близости фронта и сильных воздушных
налетов встреча с г-ном Мюзи младшим в назначенный срок не состоялась.
Чтобы не терять времени, г-н Мюзи один отправился в концлагерь
Бухенвальд, расположенный вблизи Веймара. Прибыв в Бухенвальд, он
встретил там сильную нервозность и сразу же заметил признаки начавшейся
эвакуации. Несмотря на это, он связался с адъютантом начальника лагеря,
попросив его сообщить интересующие его сведения о разыскиваемых
заключенных. Адъютант заявил, что в данный момент он не может ничего
сообщить, да и вообще он собирается эвакуировать лагерь согласно приказу
Гиммлера. В лагере, по словам Мюзи младшего, царила такая неразбериха,
что было бессмысленно оставаться там дольше.
Его так напугало нарушение немцами договоренности с союзниками, что он
срочно отправился в Берлин, ибо иначе было невозможно связаться со
столицей. Следует ещё заметить, что Мюзи ужаснуло обращение с
заключенными, из которых в его присутствии формировали маршевые колонны.
Он рассказал, как узников палками били по головам, сгоняя в колонны.
Было страшно смотреть, как людей с печатью смерти на лице выгоняли на
шоссе.
Прибыв в Берлин, г-н Мюзи сообщил мне обо всем, что увидел в
Бухенвальде, и попросил о встрече с генералом Шелленбергом, которая
представлялась ему совершенно необходимой. Через несколько часов Мюзи в
моём присутствии рассказал генералу Шелленбергу о событиях в
Бухенвальде. Генерал Шелленберг, вначале не осознавший то, что ему
пришлось услышать, сразу же связался с личным референтом Гиммлера и
сообщил ему обо всем, что рассказал Мюзи, попросив выяснить этот вопрос
с Гиммлером и сообщить ему как можно скорее ответ. Как выяснилось на
следующий день, приказ Гиммлера был превратно истолкован
Кальтенбруннером, который во время личного доклада убедил Гитлера в том,
что необходимо обязательно эвакуировать концлагери, которым угрожает
приближение противника, чтобы держать заключенных в лагерях Центральной
Германии как ценный залог для дальнейших переговоров с союзниками.
Здесь необходимо подчеркнуть, что к тому времени положение во внутренних
районах Германии настолько обострилось, что все ощутимее становились
признаки дезорганизации, и в результате плохой связи приказы и
распоряжения иногда невозможно было выполнить. Разумеется,
Кальтенбруннер использовал эту ситуацию для осуществления своих планов.
Надеясь в последнюю минуту хоть что-нибудь сделать для заключенных
других лагерей, положение которых из-за чрезмерного скопления
заключенных становилось все более катастрофическим, Мюзи младший остался
в Берлине, в то время как генерал Шелленберг пытался, по крайней мере,
переправить часть узников южногерманских лагерей в Швейцарию. К
сожалению, это было невозможно, так как в результате стремительного
русского наступления уже 16 апреля 1945 года сообщение Берлина с Южной
Германией было прервано, так что Мюзи
теперь даже не мог вернуться на своём автомобиле в Швейцарию. Даже
попытка уведомить из Берлина д-ра
Штернбуха оказалась безуспешной.
(Имя автора этих записок не удалось установить. Аналогичный эпизод
упоминается в книге "История Йоэля Бранда", вышедшей в издательстве
Кипенхойер и Витч). [Weissberg, Alexander. Die Geschichte von Joel
Brand, Cologne-Berlin, 1956. Published in English as Desperate Mission,
Kessinger Publishing, 1958. ISBN 1-4179-8816-9 -
FV].
"… Летом 1943 года меня в
Терапии (Турция) посетил г-н Шелленберг.
Поскольку я считал, что он пользуется доверенностью Гиммлера, то
использовал это обстоятельство, чтобы обсудить с ним общее положение
рейха, уже тогда вызывавшее большие опасения. Прежде всего я попытался
выяснить, склонен ли его шеф Гиммлер к тому, чтобы, используя свое
влияние на Гитлера, изменить германскую политику в Европе коренным
образом, в особенности в оккупированных областях
России. Во время беседы
у меня сложилось впечатление, что впервые передо мной сидел человек,
занимающий пост начальника иностранной разведки, один из
высокопоставленных чиновников СС,
который смотрел на роковой вопрос об окончании войны без предвзятости,
объективно. Со стороны г-на
Шелленберга не встречали возражений мои высказывания, смысл которых
заключался в необходимости подумать о переговорах с Западом относительно
изменения политики "
безоговорочной капитуляции", возможных лишь при
условии, что с нашей стороны будут выполнены определенные обязательства,
прежде всего касающиеся радикального изменения политики в отношении
христианских церквей, расового законодательства и методов управления
оккупированными восточными областями, не имеющих ничего общего с
принципами цивилизованного общества. Любой другой чиновник его ранга
воспринял бы мои слова как "предательское пораженчество". Поэтому я
пришел к убеждению, что Шелленберг хорошо представляет себе катастрофу,
грозящую Германии и всей Европе, и попытается по мере своих возможностей
способствовать изменению нашей политики".
Гармиш, 6 июня 1948 г.
Подпись — Франц фон Папен
17 апреля 1947 года
Уважаемый г-н Тревор
Роупер!
От одного своего английского друга я получил Вашу книгу "Последние дни
Гитлера", которую я прочел с большим интересом. Я надеюсь, что Вы
позволите мне высказать свое мнение относительно некоторых мест в Вашей
книге.
Портрет Гиммлера, нарисованный Вами, очень интересен, и я во многом
согласен с Вами. На стр. 22 Вы пишете, что "Гиммлер
был неспособен мыслить". Я не думаю, что это верное замечание. Я четыре
раза встречался с ним, беседуя по два часа, и не считаю, что он был
таким ничтожным, каким Вы его изображаете. Напротив, я не раз говорил,
что он мог бы достичь многого, если бы его способности были направлены
на совершение добрых, а не злых и ужасных дел, — чего он, разумеется,
сделать не мог. Я не знаю, видели ли Вы его когда нибудь, но знаю, что
мое мнение разделяет такой человек как епископ Бергграв из Осло,
который, как Вам, видимо, известно, не имеет ни малейших поводов, чтобы
ломать копья из-за
Гиммлера.
Другой человек, относительно которого Вы также придерживаетесь
невысокого мнения, Канарис. На стр. 27 Вы характеризуете его как
"сомнительного политического интригана". На стр. 37 Вы в то же время
говорите, что он "занимал среди заговорщиков выдающееся место", что
доказательства его вины были неполными, и что он был казнен за участие в
заговоре против Гитлера. По моему мнению, страницы 27 и 37 противоречат
друг другу.
Я никогда не встречался с Канарисом и поэтому не могу составить о
нём
своего личного мнения. Однако я слышал от друзей в шведской миссии в
Берлине, что Канарис был исключительно способным человеком, которому
удалось одновременно сохранить свои позиции в Абвере и сотрудничать с
заговорщиками.
Вас не должно приводить в замешательство то, что я упоминаю в этом
письме и имя Шелленберга. На стр. 82 Вы пишете, что
"нецелесообразно
цитировать тщательно составленную автобиографию Шелленберга", как это
сделал я в своей книге. Мне все же кажется, что Вы совершаете в своей
книге именно такую "ошибку", цитируя неоднократно Шелленберга на стр. 93
— 97. В примечании на стр. 146-Вы, кажется, больше доверяете его версии,
чем моей. Я не думаю, что мне изменяет память, когда говорю, что
Шелленберг 23 апреля во второй половине дня в саду шведского консульства
во Фленсбурге сообщил мне, что Гиммлер просит о дальнейшей встрече со
мной, так как он после телефонного разговора с Шелленбергом,
состоявшегося в тот же день, намеревается капитулировать на Западном
фронте. Я согласен с Вами, что Шелленберг до известной степени
вёл себя
наивно и что его восхищение Гиммлером остается непонятным. Но сравнивать
его по его интеллигентности и другим чертам с Риббентропом я считаю
ошибкой.
Пусть он был оппортунистом, здесь я с Вами полностью согласен,
но то, что он уже в начале 1942 года начал оказывать содействие шведским
кругам и другим странам в освобождении заключенных и военнопленных из
концлагерей Германии, подтверждает, по моему мнению, то, что если он и
был оппортунистом, то достаточно разумным, чтобы уже тогда понять, что
Германия проиграет войну. Я не думаю, что это свидетельствует о том, что
он был "простофилей" (см. стр. 255).
На стр. 247 Вы говорите, что Дениц "снял нацистов с занимаемых ими
постов". Шелленберг, который, разумеется, был нацистом, именно в этот
период получил подписанные Деницем чрезвычайные полномочия на ведение в
качестве "специального посланника" переговоров о сдаче немецких войск в
Норвегии, Я сам видел этот документ, кроме того, Шелленберг пользовался
моим телефоном в Стокгольме для неоднократных переговоров с Гиммлером,
который тогда находился в Галене и Фленсбурге. По моему мнению,
Шелленберг был прав, говоря, что Гиммлер — единственный человек в
Германии, который может отдать приказ о капитуляции войск СС в Дании и
особенно в Норвегии. В начале мая 1945 года все немецкие войска в
Норвегии полностью сохраняли боеспособность. Регулярные войска не
особенно настаивали на продолжении борьбы, но части СС были настроены по
иному.
Я знаю, что это утверждение верно и его подтвердили многие норвежцы из
числа участников Сопротивления. Они говорили мне, что бои в Норвегии
могли бы продлиться ещё несколько месяцев, если бы Гиммлер не отдал
приказа о капитуляции, и что это решение спасло жизнь многим норвежцам.
Я упоминаю об этом, потому что надеюсь, что теперь Вы сможете лучше
понять мотивы Шелленберга и мой план относительно Норвегии и, по
возможности, Дании.
Вы должны дать себе также отчёт в том, что именно благодаря Шелленбергу
шведский Красный Крест смог спасти из концлагерей около 20 тысяч
пленных, которые в противном случае наверняка погибли бы. Со слов многих
пленных установлено, что после моего разговора с Гиммлером приказ о
ликвидации всех заключенных концлагерей был отменен. Английский
обвинитель на
Равенсбрюкском процессе сообщил мне, что в результате
одной из таких бесед была приостановлена работа газовых камер. Я считаю
это заслугой Шелленберга, так как мое влияние на Гиммлера было далеко не
таким сильным. Я не думаю, что глупый или совершенно наивный человек,
простофиля, смог бы добиться таких результатов.
В заключение я хотел бы сказать ещё несколько слов относительно Ваших
замечаний о моей книге (стр. 267). Во первых, моя книга называется не
"Занавес поднимается", как пишете Вы неоднократно в своей книге.
Английское издание моей книги носит название "Падение занавеса", а
американское "Занавес падает". Первоначальное, шведское издание носит
название "Конец" и имеет подзаголовок "Мои переговоры весной 1945 года в
Германии во имя человеколюбия и их политические последствия".
Я никогда
не считал, что книга должна содержать какие либо официальные документы.
Вы считаете, что ценность моей книги в общем крайне невелика, и что я
был всего навсего поверхностным наблюдателем событий, происходивших в
Германии в последние месяцы существования германского рейха. Думаю, что
Вы поймете меня, если я не соглашусь на 100% с Вашим мнением. Я не знаю
другого наблюдателя той эпохи, не немца по национальности, который бы
больше знал о том, что происходило в Германии в марте и апреле 1945
года.
Вы должны также учесть, что в Вашем распоряжении, когда Вы писали
свою книгу, находились все документы Нюрнбергского процесса и материалы
допросов бывших нацистских деятелей. Поэтому вполне понятно, что Ваша
книга с точки зрения историка представляет большую ценность, чем моя.
Тем не менее мне доставляет большое удовольствие иметь возможность
констатировать, что я, пока прошлое ещё было живо в моей памяти, не
допустил никаких грубых ошибок, излагая свои впечатления о днях, когда "упал занавес".
Надеюсь, что Вы не воспримете это письмо как ревнивую попытку писателя
раскритиковать своего коллегу. Во первых, я вовсе не писатель, а во
вторых, желаю Вам и Вашей интересной книге больших успехов.
Преданный Вам, (Подпись) Ф. Бернадотт
Крист Черч
Оксфорд
22 апреля 1947 г.
Уважаемый граф Бернадотт!
Благодарю Вас за большое и интересное письмо от 17 апреля, которое я
только что получил. Я попытаюсь ответить Вам на отдельные пункты.
Прежде всего прошу меня извинить за то, что я неточно привел название
Вашей книги. Не могу понять, как я допустил такую ошибку, которой нет
извинения. Во втором издании, которое сейчас находится в печати, эта
ошибка будет исправлена. К сожалению, я находился за границей, когда мой
издатель решил, что необходимо второе издание и вследствие быстроты, с
которой он действует, это единственная поправка, которую я в состоянии
сделать. Поэтому я рассчитываю на Ваше снисхождение к тому, что Ваши
замечания будут учтены только в следующем, третьем издании, если
выяснится необходимость в таком издании.
Во вторых, я должен просить прощения за то, что применил выражение,
которое, мне кажется, было неправильно понято. Называя Вас "в общем
поверхностным наблюдателем", я, разумеется, не имел в виду при этом
того, что Ваши наблюдения отличаются близорукостью, я всего лишь хотел
сказать, что (как Вы сами говорите) у Вас не было такого преимущества,
как возможность ознакомиться с имевшимися в то время документами и
протоколами допросов. Я уверен, что Вы правы, когда говорите, что ни
один иностранец не находился в более выгодном положении, чем Вы в конце
войны, но мне кажется, что факты, о которых поведали Вы, были бы
дополнены и объяснены документами, опубликованными в наши дни, в которых
говорится о дипломатических интригах СС и хитроумных планах и манерах
подчиненных Гиммлера. Тем не менее, это выражение, как Вам кажется,
заключает в себе нечто большее, поэтому я постараюсь как можно скорее от
него отказаться.
Тревор
Роупер
Крист Черч Оксфорд
Подлинная копия
Шелленберг
Удостоверяю:
Нюрнберг, 1 июня 1949 (подпись) Блессель
(подпись) Курт О. Минцель
Помощник адвоката подсудимого
Теперь о Гиммлере, Канарисе, Шелленберге
Что касается Гиммлера, я действительно не думаю, что наши мнения
настолько расходятся, как это кажется Вам. Я считаю, что он был весьма
прилежным исполнителем, и я всегда старался подчеркнуть, что, с моей
точки зрения, такое сочетание прилежности и политического (в отличие от
административно технической), и духовного безрассудства, слепоты,
является отличительной чертой его характера (стр. 25).
То, что он был духовно слеп, явствует для меня из его экстравагантных
воззрений. О политическом безрассудстве Гиммлера свидетельствуют его
последние планы, которые являются для меня совершенно чуждыми в
идеологическом отношении. Взять хотя бы его предложение о создании
эсэсовского государства, которое он хотел сделать более приёмлемым для
Черчилля и Монтгомери, чем нацистский рейх. В письме, которое он пытался
отправить Черчиллю 30 марта, он на самом деле предложил создать "из
лучших идей национал-социализма и других идеологий новую идеологию". Но
я, разумеется, не хочу отрицать того, что как исполнитель он был весьма
прилежен, и согласен с Вами в том, что если бы он направил свою
старательность на путь добра, а не зла, он мог бы стать очень способным
и умелым человеком. Кроме того, если верить Шелленбергу, епископ Берграв
в большом долгу перед Гиммлером.
Шелленберг говорит, что ему удалось
уговорить Гиммлера освободить епископа благодаря тому, что Гиммлер
находился в плену абсурдной или метафизической философии, насколько мне
помнится (у меня уже нет его документов). Но, я думаю, Вы знаете об
этом.
Так же, как и Вы, я много раз встречался с Шелленбергом, поэтому боюсь,
что не смогу придерживаться иной точки зрения, чем той, которая изложена
в моей книге. Когда я говорю, что "нецелесообразно ссылаться на
тщательно написанную автобиографию Шелленберга", я имею в виду при этом
(что, как я надеялся, должно было явствовать из контекста), что
Шелленберг, по моему мнению, не может быть использован как
беспристрастный источник свидетельства, как, например, фон Шпеер, хотя,
разумеется, его сообщения являются интересным документом, позволяющим
глубже понять облик автора. Что касается сноски на стр. 146, то, если я
верно припоминаю (к сожалению, сейчас я опять не располагаю
документами), речь там идёт о следующем.
Шелленберг уехал от Гиммлера, чтобы встретиться с Вами, прежде чем
Гиммлер узнает о решающем совещании у Гитлера. Когда Гиммлер (через
Фегеляйна) узнал о совещании, он решил вновь увидеться с Вами, но не
связался непосредственно с Шелленбергом. Он переслал письмо через своего
секретаря Брандта, поэтому Шелленберг узнал только от Брандта, что
Гиммлер намерен провести с Вами решающие переговоры. Шелленберг не знал,
чем было вызвано такое решение. (Рукописное примечание). Я очень
подробно расспрашивал Шелленберга об этом обстоятельстве (факт,
основанный не только на данных автобиографии) и достаточно уверен в том,
что его поразили слова Гиммлера, сказанные Вам: "Великая жизнь Фюрера
близится к своему концу".
Отсюда его (ошибочный) вывод, что Гиммлер
принял меры, чтобы отравить Гитлера. Все это, разумеется, совпадает с
Вашим утверждением о том, что Шелленберг заявил Вам 23 апреля в 3 часа
утра, что Гиммлер хочет встретиться с Вами и готов подписать капитуляцию
на Западе: ведь об этом он узнал от Брандта. Не согласуется с
документами то место в Вашей книге, где говорится, что Шелленберг сказал
не только это, но и то, что Гитлеру осталось жить считанные дни. Сличая
все имеющиеся документы, я могу прийти к выводу, что это замечание не
что иное, как ошибка памяти. Может быть, было бы лучше, если бы я
обратился за разъяснениями к Вам, но мне не хотелось обременять Вас
такими мелочами. Может быть, теперь Вы что-нибудь сообщите по этому
поводу?
Что же касается ума Шелленберга, то мне и впрямь кажется, что он говорит
сам за себя. Я признал (стр. 27), что тот "факт, что он уже в 1942 году
начал подготавливать себе пути отхода, отличает его от более примитивных
деятелей партии", а также что он спас множество людей, которые погибли
бы в концлагерях. Но я не думаю, что этот факт является достаточным
доказательством того, что Шелленберг проявил выдающиеся способности в
области дипломатии; в этой области (а мой приговор касается только этой
области) я действительно считаю, что он был совершенно беспомощен.
Когда я говорил, что Дениц уволил нацистов, я имел в виду только тех
членов правительства, которые были членами нацистской партии.
Шелленберг
не входил в правительство, и разумеется, от Деница нельзя было ожидать,
что он изгонит из рядов своей администрации всех, кто по стечению
обстоятельств стал членом партии. Но, я думаю, поведение Деница
свидетельствует о том, что он планировал распустить партию и СС. Его
приказ об отставке, направленный Гиммлеру (который я привожу на стр.
246) не просто смещает Гиммлера с поста рейхсфюрера СС, а говорит: "Я
считаю все занимаемые Вами посты упраздненными". Эти слова кажутся мне
показательными.
Если бы Дениц снял Гиммлера с поста рейхсфюрера, эта
вакансия была бы открыта, но он предпочитает ни слова не говорить об
этом и просто объявляет эту должность упраздненной.
Относительно сепаратной капитуляции в Норвегии и Дании я согласен с Вами
полностью. Я не собирался высказывать критических замечаний по этому
пункту.
Теперь о Канарисе. Здесь я признаю свою неправоту и уже предпринял шаги
(которые, как я надеюсь, не будут слишком запоздалыми), чтобы исправить
это место в переводах моей книги на иностранные языки.
Речь шла вот о
чем.
То, что я сказал о Канарисе, представляется мне совершенно правильным. Я
очень хорошо знаком с его работой и его карьерой, так как имел
исключительно благоприятную возможность, чтобы изучить их. Мне кажется,
не подлежит никакому сомнению, что работа Абвера была очень неудачной, и
что Канариса гораздо больше интересовали личные интриги, чем руководство
работой разведки. Я не вижу никакого противоречия между высказываниями
на 27 и 37 страницах. Но я считаю, что допустил несправедливость по
отношению к Канарису, низко оценив его организаторские способности,
учитывая его слабое служебное рвение и халатность.
Теперь я убежден, что
Канариса не интересовала разведка. Его интересовала возможность
позволять другим устраивать заговоры против нацистов. Подлинный Канарис
был, пожалуй, личностью, напоминающей героев Пруста, слишком сложной (и
скрытной), чтобы её можно было успешно разгадать без особых усилий.
Несомненно, он был стойким противником нацистов по своему мировоззрению
и целям, но в его характере присутствовали черты восточного фатализма,
мешавшие ему взять инициативу в свои руки, поэтому он предпочитал
держаться от всего в стороне, от разведки, которой он должен был
руководить, и от заговорщиков, которых он (с помощью разведки) охранял.
В конце концов он потерпел фиаско на обоих фронтах. Неудачи разведки
подрывали работу заговорщиков, так как Канарис мог держаться на
своём
посту только с помощью регулярных "чисток", только за счет вытеснения
своих друзей, и, наконец, он сам за пять месяцев до покушения был
вынужден выйти в отставку, а после покушения он был казнен, будучи
виновен скорее в сочувствии заговорщикам, нежели в прямом участии в
заговоре. Между прочим, факт его казни сейчас установлен.
Его медленно
душили проволочной петлей, затем вновь возвращали к жизни, снова
допрашивали, после чего снова душили, в общей сложности шесть раз. Все
это произошло 9 апреля 1945 года в концлагере
Флоссенбург. Несмотря на
то, что я считаю мои высказывания о нём в общих чертах правильными, я
все же думаю, что они слишком суровы, поскольку носят характер
приговора, а я не хотел бы выносить приговор никому из тех людей, кто
честно бился над проблемой искоренения
нацизма. Я сам, окажись в
подобной ситуации, наверняка не знал бы, как поступить и часто спрашиваю
себя, как должен действовать мужчина в подобных случаях, и не могу найти
ответа.
Наконец (боюсь, что мое письмо чересчур пространно), я хотел бы сказать,
что моя книга выходит за границей; в издательстве Боньерс в Стокгольме
готовится шведское издание. Я не знаю, насколько далеко продвинулись
публикация и перевод, но надеюсь, что ещё есть время внести в текст
некоторые исправления, которые я передам через своих лондонских
издателей, отвечающих за все технические вопросы. Разумеется, я внесу и
исправления, о которых говорил в письме.
Есть ли ещё какие нибудь изменения или оговорки, которые бы Вы хотели
увидеть в книге? Я был бы счастлив учесть все Ваши замечания, пока ещё
есть время. В случае, если Вы предпочтете написать предисловие к книге,
Вы могли бы оговорить в нём пункты, в которых наши мнения расходятся; я
убежден, что мои издатели также согласятся на это. Итак, может быть, Вы
сообщите мне свои пожелания по этому поводу?
Графу Фольке Бернадотту
Преданный Вам
X. Р. Тревор Драгонгарден,
Стокгольм, 5. Ропер.
Это заверенная копия. Удостоверяю:
Нюрнберг, 1 июня 1948 г.
(подпись) Блессель
(подпись) Курт О. Минцель.
Помощник адвоката обвиняемого Шелленберга.
Заверение копии
18 июня 1948 г.
Мы, Ганс Нихтенхаузер и Альфред Оберлендер, настоящим заверяем, что
являемся официальными переводчиками с немецкого и английского языков, и
что вышеприведенный текст является подлинным и точным переводом
документа Шелленберга под индексом № 72.
Ганс Нихтенхаузер
Альфред Оберлендер
ЕТО 20113
ЕТО 20192
Оглавление
www.pseudology.org
|
|