 |
 |
 |
|
|
|
|
Макушка лета. Подмосковье. Дача в Новом Иерусалиме. Двадцать лет тому назад я читаю статью в журнале «За рубежом» про казнь на электрическом стуле, в начале пятидесятых, в США, супругов Розенбергов, обвиненных в передаче советскому разведчику полковнику Абелю секретов атомной бомбы. Посмотрев, что я читаю, прабабушка моей жены, а сейчас прапрапрабабушка моей внучки Виктория Францевна, которая на пороге своего столетия в ясном уме и твердой памяти, сказала: «Бедные Розенберги, их из-за Вилички убили!»
Я поправил: «Баба Витя, не Вилли, а Рудольф». «Абель был Вилли, Виличка Фишер, -- спокойно сказала прабабушка, -- я его знала совсем молодым человеком». Глаза у меня стали не меньше, чем у второй собаки из андерсеновской сказки «Огниво». В тихий дачный вечер запросто открывалась одна из тайн советской разведки. Откуда мне тогда было знать, что недавно умерший знаменитый советский разведчик похоронен в Москве, на Донском кладбище под своим именем, что, конечно, прекрасно знала Виктория Францевна. Прожив долгий век в нашей стране, она научилась быть осторожной и позволила себе вспомнить «Виличку» только через несколько лет после его смерти. Я попросил хоть что-нибудь рассказать о легендарном «полковнике Абеле». Кстати, настоящий Абель Рудольф Иванович, ближайший друг Вильяма Генриховича Фишера, умер в 1955 году и похоронен тоже в Москве, но на Немецком кладбище.
Узнал я, честно говоря, немного. В двадцатых сын эмигранта-коммуниста познакомился и начал ухаживать за студенткой консерватории Элей (будущей Еленой Степановной Фишер). К тому времени брат Эли Ваня женился на племяннице бабы Вити Тиле, поэтому две юные пары часто сидели у нее, молодой актрисы, дома на Грановском. «После войны среди родственников распространился слух, что Вилли бросил Элю с ребенком и ушел к другой женщине. Но мы все прекрасно знали, чем он занимается, никто в это не поверил, но больше Вилю не вспоминали. До тех пор пока его не освободили из тюрьмы и не привезли в Москву. Я тогда пошла поздравить Элечку». Еще я узнал, что «полковник Абель» любил кисель из ревеня («Варенье», -- потом поправила Эвелина Вильямовна), и обожал единственную дочь. «Баба Витя, что же вы раньше молчали!» -- с укором воскликнул я. «Элечка однажды мне сказала: «Витя, постарайся никогда не говорить про Вилю», я и не говорила».
Как писал великий пролетарский поэт, «гвозди бы делать из этих людей!»
Через некоторое время, взяв у бабы Вити домашний телефон Фишеров, я позвонил Эвелине Вильямовне. Но прошло почти двадцать лет, прежде чем мы встретились.
Серый особняк в одном из переулков центра Москвы. Эвелину Вильямовну привезли на «СААБе» со скромными номерами. Большой холл, мы сидим друг против друга в креслах, а справа и слева на диванах еще четверо. Беседа в непринужденной обстановке.
Вильям Август ФИШЕР (полковник АБЕЛЬ) родился 11 июля 1903 года в городе Ньюкасле-на-Тайне. Его отец Генрих Фишер, обрусевший немец, эмигрировал в Англию из России, где за политическую деятельность содержался под полицейским надзором, молодая жена Генриха Люба -- соратница мужа по политической борьбе. В двадцатом семья Фишеров, хорошо знакомая с Лениным, вернулась в Москву. Обладая незаурядными способностями в математике и физике, Вильям служил в радиобатальоне Красной Армии. В начале тридцатых вместе с молодой женой и маленькой дочерью направляется в первую командировку как оперативный сотрудник советской разведки. В конце тридцатых уволен из разведки и работает инженером на радиозаводе. В начале войны возвращается на Лубянку, но как преподаватель в школе диверсантов. В конце сороковых направлен резидентом в США. Восемь лет на нелегальном положении. Известна фраза тогдашнего директора ЦРУ Даллеса: «Если бы у меня в Москве было бы три таких сотрудника, как Абель!» В 1957 году, после предательства коллеги, Фишера арестовывают в Нью-Йорке. Громкий процесс. При аресте он называется именем своего друга. После пяти лет тюрьмы, где заключенные уважительно называли его «полковник», а он занимался шелкографией, «полковника Абеля» в 62-м меняют в Берлине на американского летчика Пауэрса, сбитого над Уралом. Вернувшись в Москву, Фишер работает в разведуправлении КГБ. Скончался 15 ноября 1971 года.
-- Эвелина Вильямовна, вы работали в английской редакции АПН -- это стопроцентное знание языка, неужели мысль пойти по стопам отца, поступить на службу в разведку, вас не посещала?
-- Одно время меня приглашали туда на работу. Но... мы решили, что этого делать не надо. Слава Богу, мне тогда уже было достаточно много лет и со здоровьем у меня было неважно, поэтому я отговорилась, сказав, что медкомиссия меня не пропустит.
-- Но ведь речь могла идти не об оперативной работе?
-- Конечно, звали меня на другую работу.
-- По тем временам -- это и зарплата, и приличные льготы...
-- Отец действительно не хотел, а у меня присутствовали и чисто практические соображения. Начинать карьеру на четвертом десятке с младшего лейтенанта, вы меня простите... Высшее образование, возможно, давало право получить в лучшем случае старшего лейтенанта.
-- Лейтенант в сорок -- это печально.
-- Очень. А потом в 55 уйти в отставку в чине капитана. Вдобавок я унаследовала независимый характер от батюшки и матушки, с начальством они не умели ладить, если считали, что оно не право.
-- Трудно себе представить, что в те времена можно было не ладить с начальством, даже если оно не право.
-- Мама в 51-м вылетела с работы. Она пыталась воевать с директором московского цирка. С финансовыми махинациями, которые там делались. А вот папа, как-то... обходился.
-- В цирке кто-нибудь знал, что муж арфистки-правдоискательницы -- не разведчик, конечно, но имеет отношение к органам?
-- Понятия не имею. Никогда вопрос не возникал. Музыкантов в оркестре это не интересовало.
-- Каким был ваш отец в обычной, домашней обстановке?
-- Трудный для домашних. Вспыльчивый невероятно. Невероятно. Очень молчаливый. Властный. Если учесть, что мама тоже обладала не самым незаметным характером, можно понять, что они достаточно сложно жили. А я между ними крутилась.
-- Вы ломаете сейчас все стереотипы или ваш отец гениальный актер. Ребенку известно, что разведчик обязан обладать коммуникабельным характером, располагать к себе людей...
-- Я могу сказать на своем опыте. У меня на работе никто не подозревал, что я вспыльчивый человек, все считали, что я очень покладистая, но я себя всегда держала в руках.
-- Но это дикое напряжение?
-- Надо. Зато дома я могла сорваться. Что папа и делал, он спускал пары дома.
-- Но тогда ему приходилось терпеть по нескольку лет?
-- Ну, может, какие-то способы спускать пары у него там тоже были. Я не могу сказать. Но, помню, отец говорил, что вместе с Кононом * выяснили (они дружили после возвращения Конона до его скоропостижной кончины), что Молодый экстраверт, а папа -- интроверт. И чего-то там обосновывали в психологии... Но я не вникала, а сейчас жалею, что не очень внимательно прислушивалась к их философствованиям на эту тему.
-- У вас было ощущение, что рядом с вами живет человек необычных способностей?
-- Нет, насчет необычных способностей у меня никогда мыслей не было. Во-первых, я привыкла к его способностям. Во-вторых, он сам никогда не считал, что у него необычные способности. Он, по-моему, оценивал свои способности на уровне средних.
-- Искренне?
-- Искренне. Я, например, расцениваю свои способности на уровне средних. Я знаю огромное количество людей, которые умнее меня и лучше меня могут делать многие вещи, -- и ничего в этом плохого для себя не вижу. Другое дело, что считать средним уровнем.
-- Где планка?
-- Да. Отец был очень требовательным. Невероятно требовательным к себе и к другим тоже. Поскольку он считал себя человеком средних способностей, то полагал, если он это может, то и любой другой обязан уметь. Дураков отец в упор не видел. Он их очень не любил и с ними, как правило, не общался. А с большим уважением относился к любому профессионалу, неважно из какой области. У нас был печник, который приезжал к нам в поселок Челюскинцы летом (зимой он жил в деревне) чинить печки. Сейчас бы его академиком назвали. Человек, который знал сорок способов кладки. Человек, который умел класть не только голландки и шведки, но и русские печи и камины. То есть был настоящий мастер. Так вот с ним отец разговаривал подолгу и с большим интересом. Он говорил, что ему очень нравится коллекционировать знания, глядишь, когда-нибудь пригодятся.
-- Человечество к этому веку уже закончило коллекционировать знания. Сейчас мода на узкую специализацию. Эвелина Вильямовна, а вы какой институт оканчивали?
-- Иняз. Я туда пошла просто по линии наименьшего сопротивления.
-- То есть английский язык вы знали?
-- Естественно.
-- Почему естественно?
-- Потому что дома нередко говорили на языке.
-- Я могу спросить, в первую командировку вы, маленькая, с отцом ездили?
(Пауза. Все, кто на диванах, смотрят друг на друга.)
-- Это долгое время было не для разглашения. Да, язык отсюда. Доктор Хиггинс из «Пигмалиона» был бы очень мною заинтригован. Потому что я какие-то слова говорю по-английски, какие-то -- как американка, все зависит от того, где я их подобрала. Что-то от папы, что-то в англо-американской школе, в которой я училась.
-- С какой это стати дома начинали говорить на английском языке? Это как зарядка или разрядка?
-- Понятия не имею. Но отец нотации мне читал на английском. Может быть, этот язык для нравоучений больше годится. Но поскольку мама хуже нас говорила по-английски, то мы с отцом разговаривали на английском, когда оставались одни.
-- А вашего отца можно отнести к полиглотам? Помимо английского и немецкого, мог ли он достаточно быстро заговорить на другом языке?
-- Папа говорил на русском с легким акцентом. Говорил на французском. Способности к языкам у папы были. Но вы знаете, двуязычные люди, как правило, способны к языкам.
-- Отец был пунктуальным человеком?
-- Да-а-а.
-- То есть каждая вещь у него лежала на определенном месте...
-- У него порядок был своеобразный. Когда на даче появилась комната в мансарде, он туда просто никого не допускал делать уборку. А когда мы жили на Троицком (2-й Троицкий переулок, коммуналка на три семьи. -- В. М.-К.), у него был закуток за шкафом, и там стояли -- он тогда в основном радио увлекался -- коробочки со всякими гаечками, сопротивлениями, конденсаторами. Когда у него это все расползалось по письменному столу и он уже места там найти не мог, он «выезжал» с каким-нибудь уравнением в столовую. Папа любил в свободное время решать уравнения, его занимала теория чисел. Для мамы это было сигналом -- пора делать генеральную уборку. Когда отец уходил на работу, она залезала в его закуток и начинала там все раскладывать по коробочкам. Однажды она долго-долго трудилась, а отец куда-то уехал на пару дней в командировку, разложила все в коробочки, написала: «винтик номер один», «винтик номер два». Отец приехал, увидел чистый стол, массу коробочек, мама их собирала где могла, с надписями такого рода и разозлился ужасно. «Кто просил? -- возмущался он. -- Я же говорил, чтобы тут ничего не трогали!» Шумел, шумел, шумел, потом перестал ругаться, ушел к себе в закуток, почертыхался там, а потом начал насвистывать, это означало, что он в хорошем настроении, а через день порядок у него уже был такой, какой ему надо. Но я подозреваю, он знал, где у него что лежит, потому что у меня порядок такой же, как и у него. И я знаю, где у меня что лежит. О да, немецкая кровь сказывалась, он был педантом.
Однажды нас пригласили в гости. Я не помню куда, но в дом, где мы ни разу не были. Мы туда поехали и приехали минут на десять раньше. А так как с дачи на электричке, сами понимаете, точно не подгадаешь, он нас таскал по улице десять минут, чтобы прийти ровно в назначенное время. Он не любил людей, которые опаздывают. Он этого не терпел. И если папа что-то обещал, то делал, и очень не любил, если кто-то не выполняет обещаний. Но в общем, да, немецкая кровь сказывалась.
-- Поколения советских людей возраста ваших родителей обычно были бессребрениками. Да и время это диктовало. В одежде не было большого разнообразия. А любил ли Вильям Генрихович хорошо одеться?
-- Что любил папа, живя в Америке, я не имею ни малейшего представления. Судя по тому, что у него там было много пиджаков и брюк, то любил.
-- Откуда вы знаете, что у него там было много костюмов?
-- А американцы нам все прислали, правда, с отпоротыми подкладками и рукавами. Не спрашивайте, как вещи попали к нам домой, -- не знаю. Но когда папа вернулся, он с восторгом донашивал американские пиджаки -- ему было в них удобно. Вещи, в которых мы его встретили, мы там, в Берлине, и оставили -- какой-то страшный костюм, по-моему, выданный в тюрьме, и коричневое пальто -- отец ненавидел коричневый цвет.
Он не любил новую одежду. Мне звонили на работу, предупреждая, что у папы завтра встреча и чтобы он переодел костюм, так как он старался везде быть в повседневном. Заставить его переодеть костюм -- это было целое мероприятие. Это была исключительно моя обязанность, так как всегда было сопряжено с крупными переговорами. Папа очень не любил галстуки. В общем, я накануне начинала артподготовку. По гостям он не любил ходить и даже договорился до такого условия, чтобы его приглашали не меньше чем за три недели, чтобы он мог все спланировать. И за три недели он радостно говорил: «Да, конечно». Когда наступало время ехать в гости, тут начиналась торговля: «А может быть, Эля, вы поедете с Эвелиной вдвоем, а я останусь на даче?» Мама: «Нет, я не поеду с Эвелиной, это твои знакомые, с какой стати я должна туда ехать, лучше я останусь на даче». Короче, ругались и спорили. Спорили и ругались. Наконец он говорил: «Я поеду, но чтоб вы были готовы -- во сколько мы приглашены, в три? -- к двенадцати часам». Мы с мамой были готовы в одиннадцать, и надо было браться за отца. Я говорила: «Папа, мы уже одеты». -- «А, черт возьми, мне сегодня надо делать то-то и то-то, а тут еще в эти гости...» -- «Сам соглашался». -- «Соглашался, но я же не знал, что у меня возникнет такое важное дело». Ладно. «Папа, в этом же нельзя ехать». -- «Что мне, тот костюм (парадный костюм, который он ненавидел, почему -- не знаю) и галстук тоже надевать?!!» Я понимаю: перекладывать из кармана зажигалку, «Беломор»...
-- Как «Беломор», а в командировке?
-- Как только он приехал, я перевела его на «Беломор». Я его курила и папу убедила, что он вкуснее...
-- ...вирджинского табака...
-- ...А где было взять вирджинского табака, а наши сигареты... Я его убедила, что «Беломор» вкуснее, он согласился.
(Эвелина Вильямовна закурила очередную папиросу. )
-- Когда вы сами начали курить?
-- Знакомая моей двоюродной сестры Оли работала во время войны в американском посольстве и таскала оттуда сигареты. Оля была старше меня на пять лет, покуривала, мне было тогда тринадцать, а мне так хотелось стать взрослой. И я присоединилась к кузине. Мама сказала: «Я слышала, ты куришь? Тогда, будь любезна, делай это в открытую (эта перспектива меня здорово смутила), а во-вторых, я считаю, что тебе еще рановато. Лично я начала курить в шестнадцать лет». На этом разговор был закончен. И я второй раз закурила в двадцать. Отец был в командировке. Когда в 55-м он приехал в отпуск, мы его встречали во Внуково. Отец закурил, предложил маме, а мама говорит: «Предложи дочери». Отец с ехидцей на меня посмотрел и сказал: «Выучилась!»
-- Вернемся к брюкам и пиджакам. Я понимаю, что у Абеля не случайно был в Америке полный приличный гардероб. В Штатах, особенно в Нью-Йорке, если у тебя нет дюжины костюмов, переодеваемых ежедневно, это может вызвать подозрения...
-- Вы правы, но дело в том, что у него там была репутация чудака, изобретателя, и он мог там себе позволять некие вольности. В общем, человек со странностями.
-- Никаких ассоциаций не возникало, предположим, слушая радио, он говорил: «А вот в Америке про это думают вот так»...
-- Иногда бывало, проскакивало. О бытовых мелочах он мог рассказывать...
-- Кто придумал ваше имя?
-- Дедушка с бабушкой, папины родители...
-- Имя красивое, но для России необычное.
-- Дед был Генрих, отец Вильям, ну с какой стати меня называть... Дуней. Но маму не спросили, мама была очень обижена. Ей просто сообщили, что меня назовут именно так.
-- С какого возраста вы поняли, чем занимается ваш отец?
-- Никогда не задумывалась. Я родилась уже в этой атмосфере, и она для меня как бы норма.
-- И никогда не обсуждали с мамой судьбу отца?
-- Когда его арестовали, об этом стали говорить, а до этого никогда. А какой смысл об этом разговаривать?
-- Ваш отец не любил, когда его называли Рудольфом Ивановичем Абелем?
-- Очень не любил.
-- В фильме «Мертвый сезон» он же назван в титрах Абелем?
-- Тогда, к сожалению, поставить настоящую фамилию в фильме не разрешили, хотя, как я понимаю, отец поднимал этот вопрос.
-- А вы сами знали и видели настоящего Абеля?
(Окончание в следующем номере.)
------------------------------------------------------------
* Конон МОЛОДЫЙ -- известный советский разведчик, прототип (достаточно условный) героя фильма «Мертвый сезон». Работая в Англии, сколотил многомиллионное состояние. Передавали такую его шутку: «С каких доходов мне платить партвзносы -- со всех или только с офицерского жалованья?»
Фото А. Джуса и из личного архива Э. Фишер