Валерий Легостаев

Теневик Демократии

ЗНАКОМСТВО

     
     Пребывая в должности помощника члена Политбюро и секретаря ЦК Егора Кузьмича Лигачева, поздним вечером 16 апреля 1986 года я собирал со стола в своем кабинете бумаги, намереваясь отправиться домой. Неожиданно дверь открылась, и в дверном проеме я с удивлением увидел приземистую, в сером распахнутом пальто, по-крестьянски разлапистую фигуру секретаря ЦК КПСС по идеологии Александра Николаевича Яковлева.
     Он стал секретарем ЦК совсем недавно, в марте, после XXYII съезда партии. После чего, как положено, перебрался из своего прежнего кабинета завотделом пропаганды ЦК в секретарские апартаменты, волею случая расположенные по соседству с моим скромным служебным закутком. По нескольку раз на день Александр Николаевич в сопровождении миролюбивого офицерика из "девятки" следовал мимо моей двери либо на выход к находившемуся в конце коридора специальному секретарскому лифту, либо от него — на свое рабочее место.
     В этот раз, направляясь домой, новый секретарь ЦК решил, не обращая внимания на громадную разницу в нашем с ним служебном положении, заглянуть ко мне "на огонек", чтобы запросто поболтать, а заодно и прояснить для себя некоторые мелкие детали, связанные с текущими делами по линии секретариата ЦК. В тот период им энергично руководил мой непосредственный шеф Лигачев. Так произошло мое личное знакомство с человеком, которого один из его почитателей поэтически назвал однажды "утренней росой на поле большой советской политики". Было время, когда и для меня самого подобные комплименты в адрес Яковлева отнюдь не казались преувеличением. Горькое разочарование наступило позже.
     После той первой апрельской встречи мимолетные заходы Яковлева ко мне стали делом обычным. Между нами установились добрые отношения, которыми я, что, наверное, естественно для почти рядового сотрудника аппарата ЦК, искренне дорожил. Так продолжалось до тех пор, пока весной 1988 года я не потерял место помощника Лигачева, хотя и остался на работе в аппарате ЦК. С этого момента Яковлев, находившийся с Лигачевым в состоянии острейшей конфронтации, быстро утратил интерес к моей скромной персоне.
     Со своей стороны я продолжал с любопытством следить за начавшимися в тот период поразительными политическими трансформациями моего бывшего партийного товарища и дорогого руководителя. Таким образом, у меня на глазах в течение нескольких лет разыгрался весь процесс политического перерождения Яковлева из, в общем-то, талантливого партийного работника, с именем которого многие люди и в партии, и в стране связывали одно время свои надежды на перемены к лучшему,— в того, кем он стал в своем окончательном виде: перевертыша и предателя, несущего громадную долю ответственности за все, что произошло с Советским Союзам и его народами; беспринципного лжеца, запутавшегося в липкой паутине собственных вымыслов; обуреваемого страхом и холодной злобой старика, вынужденного, видимо, за грехи, люто воевать на склоне своих лет против идеалов и святынь своей собственной молодости.
     Осенью 1993 года мне как-то довелось слышать, будто на милицейском сленге сотрудника, изменившего присяге и переметнувшегося к уголовникам, называют "упырем". Тогда, как помним, организаторы очередного государственного переворота натаскивали "упырей" на Дом Советов. В моих глазах нынешний Яковлев — перевертыш политический, то есть в тысячи раз опаснее и отвратительнее перевертыша милицейского. Обманув коммунистов, которые когда-то своими рекомендациями поручились за него перед ВКП(б); изменив письменной клятве, которую он давал при вступлении в партию; поменяв в угоду конъюнктуре свой политический окрас на "антикоммуниста" и переметнувшись на сторону врагов советского народа, Яковлев тем самым добровольно избрал себе закатную судьбу предателя, и встречает ныне 75-ю годовщину своей жизни, которую язык мой не поворачивается назвать достойной.
     Для каждого из смертных 75-летие — это серьезная дата. Продвинутые сумерки жизни. Время итогов. По такому случаю принято вспоминать жизненный путь юбиляра, воздавать должное его заслугам, делать пожелания на будущее. В духе этой доброй традиции попробую и я исполнить перед Александром Николаевичем свой долг как бывший "товарищ по партии".
     

ФРОНТ

     
     Итак, сначала вспомним вехи жизни. На свет Божий Александр Николаевич появился 2 декабря 1923 года в деревне Королево, что в Ярославской области. О его родителях и детских летах мне почти ничего неизвестно, поэтому сразу перехожу к войне. Воевал Александр Николаевич на Волховском фронте в должности командира взвода, судя по всему, не очень долго — три-четыре месяца. В августе 1943-го он был ранен, убыл в госпиталь и оттуда в запас.
     Сам Яковлев, вспоминая о войне, публично утверждал, будто для того, чтобы вывести его из строя, фашисты пошли на грубейшее нарушение действовавшей в те годы международной конвенции, запрещавшей применение разрывных пуль. В него они всадили целых "четыре разрывных пули". Бывалые фронтовики только головой качают и удивляются, как при этом командир взвода Яковлев остался жив и был отправлен после госпиталя в запас, а не списан из армии подчистую. От себя, пользуясь случаем, хочу предупредить заинтересованных лиц, что как мемуарист Александр Николаевич вообще чрезвычайно склонен к преувеличениям. Особенно, если речь заходит о его собственных жизненных достижениях. Тут он — типичный мегаломан. Это необходимо иметь в виду каждому, кто возьмет на себя неблагодарный труд отыскивать в терриконах яковлевских баек крупицы правды.
     В разных ситуациях неоднократно доводилось наблюдать, как под горячую руку Александр Николаевич что-то выдумает на политическую злобу дня, а потом сам же постепенно в свою выдумку и уверует. Сейчас, например, запала ему в голову несчастная идея: будто бы ещё в юные годы, чуть ли не в Королеве, он принял стратегическое решение проникнуть в состав Политбюро с целью взорвать изнутри тоталитарную КПСС, открыв таким способом народам путь к социальной демократии. И вот с каждым его газетным выступлением чувствуется, что сам он верит в этот свой очередной "глюк" все больше и больше. Возможно, впрочем, что столь неадекватное отношение Яковлева к собственным фантазиям есть не что иное, как следствие некого профессионального заболевания, приобретенного им за долгие годы напряженной пропагандистской деятельности. Во всяком случае, внешне все это здорово напоминает чистой воды клинику.
     Что касается упомянутой выше широкоизвестной фронтовой странички из биографии юбиляра, то на этот счет у меня также есть одно личное наблюдение. В пору нашего с Яковлевым знакомства меня искренне удивляло и озадачивало крайне негативное, высокомерно враждебное отношение с его стороны к военным, ко всему, что связано с армией. Никогда в кругах его неформального общения не замечал бывших или действующих армейских офицеров. Что, в общем-то, казалось мне не характерным для человека, который честно прошел фронт и познал воинское братство. По этой причине я склонен был бы сегодня согласиться с теми из пишущих о Яковлеве, кто допускает, что на самом деле в его фронтовом прошлом скрыта какая-то неприятная для него червоточина. Её-то, похоже, он и пытается похоронить под ворохом хвастливых вымыслов.
     

РУСТ

     
     Чтобы не возвращаться дальше в контексте яковлевского юбилея к армейской теме, позволю здесь себе еще одно отступление от хронологии событий. На этот раз оно связано с памятным для многих сенсационным приземлением на Красной площади в День пограничника 28 мая 1987 года спортивного самолета немецкого летчика Матиаса Руста.
     Обстоятельства появления Руста в Москве были и остаются загадочными. К примеру, уже тогда стало известно, что при подлете юного провокатора к столице на командный пункт Московского округа ПВО поступило указание о внеплановом отключении АСУ РЛС для проведения профилактических работ. Что, разумеется, снизило качество обрабатываемой службами ПВО оперативной информации. Как свидетельствовали поступавшие в те дни и недели в ЦК документы, таких подозрительных "мелочей" по маршруту неуловимой "Цессны-172" набиралось больше чем достаточно для серьезных размышлений и выводов. Однако охотников до них в окружении Горбачева не нашлось. Вместо этого инцидент был использован для проведения в руководстве Вооруженных Сил широкомасштабной кадровой чистки в интересах укрепления позиций Горбачева.
     Как-то пополудни в первых числах июня в моем кабинете, по обычаю неожиданно, возник Яковлев. К тому времени он уже успел стать членом Политбюро, близким генсеку. Широкое, грубо прочерченное лицо А.Н. светилось торжествующей улыбкой. Он пребывал в откровенно приподнятом, почти праздничном расположении духа. Прямо с порога, победно выставив перед собой ладони, выпалил: "Во! Все руки в крови! По локти!" Из последовавших затем возбужденных пояснений выяснилось, что мой гость возвращается с очередного заседания Политбюро, на котором проводились кадровые разборки в связи с делом Руста. Было принято решение о смещении со своих постов ряда высших советских военачальников. Итоги этого заседания и привели Яковлева в столь восторженное победоносное состояние. Его руки были "в крови" поверженных супостатов.
     Скрытый от глаз широкой публики политический подтекст возникшей в те дни ситуации заключался в следующем: Горбачев давно и настойчиво искал повод для смещения с должности министра обороны СССР маршала Соколова. В свое время, после неожиданной кончины в декабре 1984 года прежнего министра обороны Устинова, решающую роль в выдвижении Соколова на освободившееся место сыграл секретарь ЦК по оборонке Романов. Еще при Андропове, а затем и при Черненко член Политбюро Романов исполнял функции заместителя председателя Совета обороны. Он хорошо знал Соколова со времен, когда будущий маршал командовал Ленинградским ВО, а сам Романов возглавлял Ленинградский обком КПСС. Этого было достаточно, чтобы считать Соколова "человеком Романова".
     Как известно, оказавшись в кресле генсека, аграрий Горбачев, никогда в своей жизни не занимавшийся вопросами ВПК и обороны, первым делом отправил в отставку Романова. Затем положил свой ревнивый глаз на Соколова. Надо сказать, что, подобно Яковлеву, Горбачев также испытывал по отношению к военным некий комплекс. В общении с ними легко раздражался, впадал в менторский тон. В ответ высший генералитет Советской Армии, привыкший за долгие годы иметь дело в политическом руководстве с такими выдающимися знатоками армейской жизни, какими были Устинов, Брежнев или Андро-пов, демонстрировал по отношению к Горбачеву чувство собственного достоинства. С этим мнительный честолюбивый генсек мириться, разумеется, не мог. Постоянно подзуживаемый своим ближайшим окружением, в котором Яковлев уже играл важную роль, Горбачев искал повод для расправы над оппозиционным, как он полагал, руководством Вооруженных Сил СССР. Его-то и доставил ему в урочный час на хвосте своего спортивного самолетика Матиас Руст.
     

ЧИСТКА

     
     В результате, как заявил на заседании Политбюро сам Горбачев, были отданы под суд 150 генералов и офицеров СА. По данным американских спецов, внимательно следивших за ситуацией, "под Руста" было смещено не только руководство Войск ПВО во главе с маршалом авиации Колдуновым, но и министр обороны маршал Соколов со всеми своими заместителями, начальник Генерального штаба и два его первых заместителя, главнокомандующий и начальник штаба ОВС Варшавского Договора, все командующие группами войск (в Германии, Польше, Чехословакии и Венгрии), все командующие флотами и все командующие округами. В ряде округов командующие заменялись неоднократно. Волна горбачевской чистки достигла по меньшей мере уровня командования дивизиями, а, возможно, пошла и еще ниже. Это была большая работа, так что руки "в крови" были, разумеется, не только у Яковлева и Горбачева, но и у всех прочих членов горбачевского Политбюро. Но в роли застрельщиков и кураторов чистки выступала, бесспорно, зловещая мстительная связка Горбачев—Яковлев.
     Подытоживая за кулисами публичного спектакля подлинные итоги "дела Руста", Горбачев в телефонном разговоре сказал одному из своих ближайших помощников Черняеву (кстати, невероят- но амбициозному злобному писучему старичку и к тому же махровому предателю): "Теперь умолкнут кликуши насчет того, что военные в оппозиции к Горбачеву, что они вот-вот его скинут, что он на них все время только и оглядывается".
     Если же посмотреть на всю эту историю с колокольни более высокой, чем политические амбиции ставропольского наполеончика, то станет ясно, что "дело Руста" подвело окончательную черту под длительным историческим периодом, на протяжении которого Советская Армия и её высший генералитет занимали в политической структуре СССР прочное высокое положение. Практически все высшие советские руководители до Горбачева были так или иначе связаны с армией, являлись её воспитанниками. Парадокс, между тем, заключается в том, что наиболее сокрушительный удар по политическим позициям армии нанес человек, который одновременно и больше всех сделал для строительства Вооруженных Сил СССР, укрепления оборонного могущества страны. Этим человеком был член Политбюро ЦК, министр обороны СССР, маршал Д.Ф. Устинов. В трагическом июне 1941 года Сталин доверил ему пост наркома вооружений СССР, и с тех пор, вплоть до кончины в декабре 1984 года, вся его жизнь была связана с мощной советской оборонкой и Советской Армией.
     Устинов был, несомненно, великим человеком, выдающимся организатором производства, непревзойденным знатоком всех тонкостей советского оборонного комплекса, талантливым инженером. И вместе с тем — слабым политиком. В последние годы жизни Брежнева Устинов сосредоточил в своих руках все нити управления армией и ВПК, практически единолично распоряжался колоссальными людскими, материальными и финансовыми ресурсами. Став генсеком, Андропов попытался ограничить могущество Устинова, подтянув в противовес ему в Москву из Ленинграда также знатока ВПК Романова.
     После Андропова 75-летний Устинов превратился в бесспорно ключевую фигуру советского партийного, государственного и военного руководства. К великому сожалению, ему не хватило мудрости, чтобы осознать простую вещь: сам он смертен, причем, как тонко подметил Булгаков, смертен неожиданно. Вместо подготовки себе достойного преемника Устинов использовал свое исключительное положение для еще большего расширения своей власти и устранения возможных политически конкурентов.
     Преследуя собственные интересы, Устинов в паре с Громыко решил вопрос о выдвижении на пост генсека полуживого Черненко, ставшего незадолго до этого, осенью 1983 года, жертвой тяжелейшего отравления, от которого он не оправился до последнего своего часа. Именно Устинов, преодолевая упорное вязкое сопротивление остальных членов ПБ, буквально продавил на вторую позицию в партии вслед за Черненко сельхозника Горбачева, преследуя при этом единственную цель: перекрыть пути политического роста для Романова. Именно Устинов, пользуясь слабостью Черненко, добился смещения своего первого заместителя, начальника Генштаба, талантливейшего советского военачальника и стратега, маршала Огаркова, в котором многие ответственные люди видели наилучшего из возможных преемников самого Устинова.
     В результате, когда смерть позвала к себе властолюбивого министра Устинова, а вслед за ним пригласила и генсека-страдальца Черненко, на передний план, с подачи Громыко, выскочила легковесная фигура Горбачева. Таким образом великая армия, колоссальная военная индустрия оказались под политической пятой горстки агрессивных дилетантов. Кончина Устинова и избрание генсеком Горбачева — два этих близких по времени события знаменовали собой начало обвального процесса утраты Советской Армией её позиций в системе политической власти и, как следствие, распада самой армии.
     Инициированная "делом Руста" массовая политическая чистка высших эшелонов армейского руководства летом 1987 года углубила этот процесс, сделала его катастрофическим. Из армии была уволена когорта профессионально сильных, самостоятельно мыслящих военачальников, выдвинутых в свое время маршалом Устиновым. На смену им шло новое поколение генералов с высоченными тульями, гибкими позвоночниками и загребущими руками. С этого момента авторитет армии окончательно покатился по наклонной плоскости вниз, пока не достиг самого дна, на котором коррумпированные политиканы стали использовать воинские дивизии в междоусобных разборках, нанимать бывшие советские полки "за деревянные" для массового умерщвления граждан собственного государства. Нет повести печальнее на свете, чем история непобедимой и легендарной Советской Армии!..
     Сейчас комиссия Государственной думы обоснованно выдвигает против президента Ельцина обвинение в умышленном разрушении Вооруженных Сил РФ. Не следует, однако, забывать при этом и о тех деятелях, которые запустили преступный механизм уничтожения армии задолго до появления Ельцина в Кремле.
     

МОСКВА

     
     Вернусь, однако, к основной линии моего повествования. Успешно восстановившись после ранения четырьмя разрывными пулями, молодой лейтенант запаса Яковлев принялся по-крестьянски обстоятельно обустраивать свою дальнейшую жизнь, для чего в 1944 году перво-наперво вступил в ВКП(б). С этого момента на протяжении почти полувека, намертво присосавшись к партии, Яковлев вытягивает из неё для себя чины, звания, льготы, должности. В 1946 году успешно оканчивает Ярославский педагогический институт. Но вместо карьеры педагога выбирает трудный путь партийного работника, следуя которым, быстро достигает солидной должности заведующего отделом пропаганды Ярославского обкома партии.
     В 1953 году Яковлева переводят в Москву инструктором отдела пропаганды ЦК КПСС. Свои впечатления той поры он недавно описал следующим образом: "Я тогда из провинции приехал, из Ярославля, такая святая вера была, и вдруг — такое дерьмо. Я тут же подал заявление и ушел из ЦК — учиться. Все удивлялись — как же можно уйти из ЦК?" ("Известия",17.06.98) Уйти-то он ушел, но, как увидим, не очень далеко. Собственно, он даже не ушел, а его направили в Академию общественных наук при ЦК КПСС. Более того, в 1959 году ему была предоставлена возможность пройти научную стажировку в Колумбийском университете, одном из старейших и наиболее престижных учебных заведений США. Потом ходили упорные слухи, будто именно в это время американские спецслужбы "прихватили" Яковлева. Но лично я в это что-то не очень верю.
     В апреле 1960-го — наше вам! — "ушедший от дерьма" Яковлев снова приземляется в отделе пропаганды ЦК. Начинается очередной успешный период его партийной карьеры, которую ему ловко удается сочетать с научными занятиями. Он защищает кандидатскую диссертацию на тему: "Критика американской буржуазной литературы по вопросу внешней политики США 1953-57 гг." В награду — пост заведующего сектором отдела пропаганды. В июле 1965 года он поднимается на действительно головокружительную, с точки зрения недавнего инструктора, высоту — становится первым заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК. Соответствующее назначение подписывает новый генеральный секретарь Брежнев, который имел слабость к бывшим фронтовикам и "толковым грамотным ребятам".
     Отмечу, что еще до Академии Яковлев недолгий срок работал в отделе пропаганды вместе с Черненко, занимавшим тогда скромную должность заведующего сектором печати. Как увидим, в дальнейшем Яковлев сумеет извлечь из этого обстоятельства для себя немалую выгоду.
     Занимая хлопотную должность первого зама, Яковлев не проявляет должной щепетильности, которая предписывала воздерживаться на столь высоком посту от халтуры, и в 1967 году защищает докторскую диссертацию на тему: "Политическая наука США и основные внешнеполитические доктрины американского империализма". Говорят, что именно это обстоятельство переполнило чашу терпения Суслова, непосредственного куратора Яковлева со стороны Политбюро. Михаил Андреевич строго придерживался мнения, что в аппарате ЦК, тем более на руководящих должностях, следует предаваться до конца исполнению своих прямых служебных обязанностей, а не лепить, пользуясь высоким служебным положением, докторские диссертации. Наукой, справедливо полагал Суслов, следует заниматься в специально существующих для этой цели научных и учебных учреждениях.
     

ЗАСТОЙ

     
     Словом, у Александра Николаевича после докторской наступил застой. Правда, в 1969 году он еще успел урвать себе звание профессора по кафедре всеобщей истории, но это и все. Кстати, профессор — это ученое звание и должность преподавателя вуза или научного сотрудника научно-исследовательского учреждения. Каким образом Яковлев умудрился стать профессором, не будучи ни первым, ни вторым,— это маленький личный секрет будущего всесоюзного моралиста и горлана демократии.
     Застой в служебной карьере оказался для Яковлева тем более невыносимым, что уже долгий срок прямо перед его носом оставалось вакантным место заведующего отделом пропаганды, а между тем его самого, доктора и профессора, держали намертво в первых замах. Наконец, в ноябре 1972 года нервы профессора не выдержали, и он сделал фальстарт, опубликовав в "Литературной газете" скандально знаменитую статью "Против антиисторизма". Кое-кто расценил её как русофобскую, поднялся страшный шум, и облепленного учеными званиями-степенями идеологического генерала было, наконец, решено отправить подальше от соблазнов власти на почетное и приятное место посла СССР в Канаде. Там он и провел, "тоскуя по Родине", 10 не самых худших лет своей замысловатой жизни.
     Мне неизвестны свидетельства успешной деятельности Яковлева на дипломатической стезе. Пожалуй, единственное исключение — факт, отмеченный в своих воспоминаниях сыном бывшего советского министра иностранных дел Громыко Анатолием. Он показывает, что Лидии Дмитриевне, супруге министра, особо нравился способ, каким посол Яковлев лобзал ей при оказии руку. "Ну совсем, как поляки",— искренне восхищалась мастерством посла Лидия Дмитриевна и добавляла по адресу мужа: "Андрюша, нашим послам нужно быть с женщинами такими же внимательными, как Яковлев".
     Очень похоже, что в плане его дальнейшей феерической политической карьеры высокое искусство, продемонстрированное Яковлевым при целовании руки супруги своего непосредственного начальника, принесло ему лично дивидендов больше, чем все предыдущие несомненные карьерные достижения, вместе взятые.
     

СДЕЛКА ВЕКА

     
     До начала перестроечных трудов Яковлева в окружении генсека Горбачева остаются еще только два события, которые заслуживают здесь специального упоминания и небольшого комментария. Первое — возвращение Яковлева из Канады в 1983 году при Андропове. Второе — это обстоятельство, при котором Горбачев и Яковлев впервые вместе провернули общее "дело", в результате которого поняли, что стоят друг друга.
     Достоверно известно отчетливо негативное отношение Андропова к личности Яковлева. Поэтому тот факт, что последний вернулся в Москву, когда генсеком был Андропов, породил в свое время множество различных слухов и догадок. Сам Яковлев намекает, что вернулся в столицу по собственной воле, когда понял, что дальше "так жить нельзя", Отечество в опасности, и пришла пора ему вмешаться. Однако, насколько мне известно из разных надежных источников, причины и механизмы прибытия А.Н.Яковлева в Москву имели на самом деле не политический, а обычный житейский характер.
     В 1983 году Яковлев достиг своего пенсионного возраста. Избрание в ноябре 1982-го генеральным секретарем ЦК Андропова практически перечеркнуло для Яковлева какие-либо виды на дальнейшее продвижение по карьерной лестнице. Хорошо зная из собственного опыта, что под лежачий камень вода не течет, посол задумался над обустройством надвигающейся старости. Так совпало, что в этот момент в Москве образовалась завидная для каждого высокопоставленного пенсионера вакансия. Умер широко известный и авторитетный академик Иноземцев, директор престижного Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Вот на это директорское место и нацелился из далекой Оттавы галантный советский посол. Трудно, правда, сказать, с какой такой радости он возомнил себя академиком по части мировой экономики. Впрочем, не будем о печальном.
     Определив для себя цель, без пяти минут пенсионер стал искать пути её достижения. И нашел. Вторую позицию в партии занимал в тот период, как помним, давний коллега Яковлева по отделу пропаганды Черненко. К нему-то, по моим сведениям, и направил свои стопы посол с просьбой о содействии. При всех своих замечательных человеческих качествах, Черненко как руководитель имел один крупный недостаток: он не умел отвечать на обращенные к нему просьбы "нет". Этим широко, а иногда просто безжалостно пользовались люди, способные получить к нему доступ. Воспользовался этой слабостью в своих интересах и Яковлев, добившись от Черненко обещания поддержать перед Андроповым его претензии на место директора ИМЭМО.
     В силу сложившегося тогда в Политбюро расклада политических влияний, Андропов не стал возражать против ходатайства Черненко. Тем более, что оно было подкреплено энергичной поддержкой со стороны Громыко, видимо, припомнившего в нужный момент лестные отзывы о соискателе директорского места со стороны собственной супруги. При этом было, однако, оговорено, что Яковлев ограничит свою активность исключительно сферой академической науки и не будет впредь рассматриваться как претендент на государственные или партийные посты. На том и ударили по рукам. Яковлев перебрался в Москву на последнее, как он полагал, в его жизни теплое место директора престижного академического института, никоим образом не подозревая, что для него самое главное еще только-только начинается. Однако именно в этот момент интрига судьбы начала закручиваться вокруг него с небывалой стремительностью.
     В феврале 1984-го скончался Андропов. На его место Устинов и Громыко усадили совместными усилиями в качестве переходной фигуры безнадежно больного Черненко. В партии и стране этот шаг вызвал резкое неприятие. Обстановка накалилась. В декабре Господь прибрал Устинова. Генсек Черненко прочно обосновался в больнице. Ключевая роль в составе Политбюро перешла к Громыко, который, напомню, был не только министром иностранных дел, но и первым заместителем председателя правительства.
     Еще при Андропове Громыко выказывал претензии на роль главы советского государства, то есть на пост председателя президиума Верховного Совета СССР. Достоверно известно, что Андропов почти согласился на это назначение, и лишь с большим трудом группа членов Политбюро убедила его в конце концов отказаться от своего намерения. Теперь, в новой ситуации, Громыко с присущим ему упрямством решил повторить свою попытку. Для Яковлева, как сказал бы Цвейг, настал звездный час.
     С целью добиться своего Громыко решает вступить за спиной Политбюро и ЦК в сепаратные переговоры с Горбачевым, предложив ему политическую сделку: я тебе — поддержку в случае выборов нового генсека, ты мне — пост председателя президиума ВС СССР. Возникает техническая проблема, как передать втайне это предложение Горбачеву. И тут на ум приходит имя Яковлева, у которого, по слухам, неплохие отношения с Горбачевым. На переговоры с Яковлевым отправляется, как бы по собственной инициативе, Анатолий Андреевич, сын Громыко, директор Института Африки. Ушлый знаток мировой экономики и международных отношений хватает идею с лету. Но обсуждать её в своем кабинете отказывается. Выходят на улицу. Конец февраля. Поздний вечер. Снег. Останавливаются у рядовой московской "хрущевки": ул. Профсоюзная, 25. Сговариваются. Когда-нибудь, возможно, на этом месте положат большой черный валун с табличкой: "Здесь завязался смертельный для России эмбрион горбачевщины".
     В начале марта Яковлев приносит ответ. Положительный. Для пущей верности, при содействии Громыко, провожают с парламентской делегацией в США наиболее несговорчивого члена Политбюро Щербицкого, приставив к нему для подстраховки еще одного академика — Арбатова, директора Института США и Канады. Другой возможный конкурент Романов — в отпуске, в Паланге. Еще не успела многострадальная душа Черненко достаточно далеко отлететь от его измочаленного врачами тела, как в Кремль за стол заседаний Политбюро уже слетелись на больших черных машинах его верные соратники. И еще не успели они, несколько ошарашенные столь молниеносным развитием событий, разместиться толком в своих привычных креслах, как уже (все по уговору) встал решительно со своего места Громыко и с ходу двинул в новые генсеки Горбачева. Следом за ним сказал свое веское слово председатель КГБ Чебриков. Остальные переглянулись, помолчали, вздохнули и согласи-лись. Принимай, любимая Родина, трудовой подарок от героического Политбюро!
     Очень скоро и много раз пожалеет Громыко о своем поступке. "Какой-то звонок, а не мужчина", — скажет он о Горбачеве, посмотрев его в деле. А еще позже подведет окончательный итог своим наблюдениям: "Не по Сеньке оказалась шапка государева, не по Сеньке!"
     Сын Громыко Анатолий написал об отце очень честную, мужественную и по-своему драматическую книгу: "Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля". В ней он оправдывает сговор своего отца с Горбачевым интересами государства. Его попытка защитить доброе имя Андрея Андреевича вызывает уважение. Однако для прочих граждан, кому Громыко был не отцом, а ответственным перед ними и историей государственным руководителем наивысшего ранга, помимо слов о чистоте намерений, нужны еще и доказательства. А оно могло быть только одним: сразу после избрания Горбачева самому добровольно уйти в отставку, продемонстрировав тем самым отсутствие корыстных интересов в своих действиях. Тем более, что тогда Громыко было уже 76 лет, и шла речь о необходимости омоложения Политбюро.
     Между тем он без колебаний принял из рук Горбачева оговоренную плату за свою услугу. В начале июля 1985 года сессия Верховного Совета избрала Громыко председателем президиума ВС СССР. Через день были вознаграждены и посреднические хлопоты Яковлева. Политбюро утвердило его заведующим Отделом пропаганды ЦК. Присутствовавший на заседании председатель Совмина РСФСР Воротников пометил в своем рабочем дневнике о новом заведующем: "Отзывы о нем слышал. Говорили, что он хорошо владеет пером — пишет доклады для руководства ЦК. В общении ровен, но держится на расстоянии. Другие оценивали его как человека сложного, себе на уме. При утверждении на Политбюро никаких вопросов к нему не было".

"Слова преступнее любого убийства,
за мысли расплачиваются герои и толпы"
Г. Бенн
     
     Эпиграфом к заключительной части этих заметок, приуроченных к 75-й годовщине со дня рождения А.Н.Яковлева, я выбрал строку немецкого поэта Готфрида Бенна (1886— 1956), известного, между прочим, тем, что в эпоху Третьего рейха он принадлежал одно время к числу адептов идеологии национал-социализа. Позаимствовал цитату из предисловия австрийского историка Рольфа Хоххута к изданию дневниковых записей Йозефа Геббельса. Сдается, глубокий смысл поэтического афоризма, произнесенного прозревшим с годами Бенном по поводу геббельсовской пропаганды, подходит как нельзя лучше для описания результатов профессиональной деятельности и нашего юбиляра. По крайней мере, за те годы, что он трудился на Горбачева.
     

КЛИКА

     
     Чтобы уяснить себе, чем же, собственно, занимался Яковлев в перестроечные годы, нужно всегда иметь в виду конкретные обстоятельства, в которых находился в тот или иной момент генсек Горбачев, главный потребитель его идеологических услуг.
     Сейчас уже мало кто помнит, что начинал Горбачев свою карьеру генсека не с политических переворотов, но с торжественного обещания в ближайшие полтора-два года обеспечить стране небывалый экономический рост. Никакого роста он, разумеется, не обеспечил. Зато в полной мере проявил такую примечательную черту своего характера в роли генсека, как воинствующий дилетантизм.
     В период, когда Горбачев хворал манией собственного величия на почве экономики, ЦК и Совмином по его инициативе было принято немыслимое число полезных постановлений на экономическую тему. Однако ни одно из них не была выполнено хотя бы наполовину. Как правило, сначала за дело брались горячо. Потом в головах честолюбивых дилетантов неизбежно возникала новая идея. О прежней тут же забывали, бесславно похоронив вместе с нею и выделенные на её осуществление государством финансовые и материальные ресурсы.
     Подходящим примером может послужить здесь печальная судьба "прорыва" в области машиностроения, инициированного в 1985 году с большой помпой Горбачевым и премьером его правительства Рыжковым. Под это начинание выпустили тогда гору совместных грозных постановлений ЦК и Совмина. Выделили более 60 миллиардов рублей капитальных вложений, ради чего обескровили в финансовом отношении другие отрасли народного хозяйства. А закончилось все полным пшиком. Глупо порушили машиностроительные министерства, загубили систему управления отраслью, вогнали безвозвратно в гроб более 10 миллиардов рублей. Потом все бросили, как наигравшиеся малые дети, и поспешили к новым затеям.
     В своих гневных воспоминаниях, переполненных инвективами по адресу КПСС, Рыжков объясняет провал горбачевского наступления на машиностроительном направлении "стартовым захлебом". Есть, оказывается, в экономической науке и такое понятие.
     Похожим способом "захлебнули" систему управления отраслями сельского хозяйства, породив на свет божий, вопреки отчаянному сопротивлению Воротникова, Кунаева и Щербицкого,— Госагропром СССР, уродливое детище умственных заскоков Горбачева. И еще много чего "захлебнули" другого в погоне за скорым результатом.
     Самоуверенная суета генсека на экономическом поприще позволила людям реального дела, а это, прежде всего, руководители местных органов партийной и государственной власти; руководители министерств и ведомств; опытные сотрудники партийного и государственного аппаратов,— трезво оценить для себя подлинные качества Горбачева. Разочарование было полным. В отделах ЦК уже в 1986 году в частных беседах можно было слышать из уст ответственных товарищей, что избрание Горбачева генсеком — ошибка. В составе Политбюро от Горбачева отошли многие из тех, кто еще недавно причислял себя к его единомышленникам и соратникам.
     В конце концов многочисленная, энергичная и честолюбивая поначалу команда Горбачева выродилась к 1988 году в нечто подобное пресловутой "банде четырех": сам Горбачев, Яковлев, Медведев и Шеварднадзе. Они-то и привели страну к катастрофе. Главный секрет политической выживаемости группы заключался в том, что, контролируя пост генсека, она имела возможность, которой умело пользовалась,— выдавать обществу свои сугубо личные, а нередко и просто шкурные, политические интересы за линию ЦК, стратегический курс КПСС. Каждое слово критики в адрес Горбачева немедленно истолковывалось группой как политический выпад против ЦК и партии. Что, в силу существовавших в обществе традиций, надежно отбивало потенциальным критикам охоту связываться с этой компанией.
     По сути, вокруг Горбачева сложилась узкая политическая клика, то есть строго по словарю: "группа людей, стремящихся любыми средствами достигнуть каких-либо корыстных, неблаговидных целей". Для горбачевцев "корыстной целью" являлось собственное политическое выживание на вершине власти. Любыми средствами. Вплоть до государственной измены.
     В качестве главного идеолога клики Яковлев верой и правдой служил её интересам, причиняя тем самым непоправимый ущерб жизненно важным интересам общества в целом. Попробую теперь показать, в чем этот ущерб, собственно, выражался.
     

ПОДМЕНА

     
     Для Советского Союза Горбачев стал первым лидером послевоенной формации. Сошедшее в лице Брежнева и Андропова с арены поколение советских руководителей военной школы оставило после себя великую державу, мощно оснащенную в оборонном отношении. В областях и внешней, и внутренней политики СССР имел громадный запас прочности, широкое поле для маневра, внушительные политические и стратегические резервы для их выгодного размена с Западом.
     Вместе с тем от времен военного аскетизма нам досталось в наследство множество чисто житейских проблем. Не хватало хороших шмоток и колбасы. В торговле процветали хамство и блат. Мы мало ездили за границу, и прежде чем пересечь границу вынуждены были отвечать на дурацкие вопросы выездных комиссий...
     Словом, страна нуждалась в реформах. Это понимали все. У нас не было "антиреформаторских сил". Их позже выдумал Яковлев. Избрание Горбачева генсеком породило большие надежды на перемены. Естественно, к лучшему. Увы, мы с этим кадром крупно прокололись. Став генсеком, он первым делом повысил себе зарплату. Вторым — постановил, что его жена будет получать из партийной кассы командировочные деньги. На украшения. Эта мелкая деталь у многих в аппарате ЦК сразу же остудила жар завышенных ожиданий.
     Не с бухты-барахты, но со знанием дела могу утверждать, что за всю свою генсековскую карьеру Горбачев не сделал ничего, что было бы возможно понимать как проявление с его стороны искренней заботы об интересах партии, народа и государства. Разворошите любую кучу резолюций и программ, которые принимались широким оптом на бесчисленных форумах эпохи Горбачева, и в каждой из этих куч вы обязательно обнаружите тщательно запрятанную прожорливую личинку личного карьерного расчета этого политического выжиги.
     Яковлеву принадлежит циничная, но технически плодотворная идея назвать корыстные политические игрища Горбачева "радикальной реформой". Сначала — экономики. А когда "пипл" этим наелся досыта, взялись за политическую систему. Как профессиональный пропагандист Яковлев правильно оценивал огромные возможности манипулирования людской массой при помощи умело подобранного слова. Вы хотите реформ? Вы их получите. Но это будут наши реформы!
     Наибольшее зло, которое Яковлев и Горбачев совместно причинили своему народу, состоит в том, что они похитили у него шанс провести действительно необходимые, исторически вызревшие, материально и политически обеспеченные реформы. Реформы, при которых не надо рушить заводы и есть всем миром, не брезгуя и не краснея, протухшую “гуманитарную помощь”. Причем сознательно ставлю здесь на первое место Яковлева. Именно ему принадлежит и сама идея, и особенно — её практическая разработка средствами массовой пропаганды.
     Первое условие успешного разрешения любой крупной общественной проблемы заключается в том, чтобы дать ей правильное имя. Правдивое имя делает народ единым и сильным. Ложное — превращает его в толпу, неспособную к самостоятельному мышлению. Это хорошо понимали те, кто назвали нашу войну с Германией "Великой Отечественной войной советского народа." Но это так же хорошо понимала и шайка политических паскудников, называвшая, вслед за Яковлевым, "реформами" воровскую "распродажу советской империи".
     Нынешний российский премьер Примаков в былые времена числился среди лучших друзей Яковлева и советчиков Горбачева. Тем не менее ему удалось, на удивление, сохранить за собой репутацию порядочного человека, искренне болеющего за судьбу России. Похоже, что как глава правительства он намерен говорить с нами на языке правды. При нем нам уже почти не трубят о "реформах". Мы стали жить с "кризисом". Однако и кризис — это еще не вся правда.
     Правдивое название того, что происходит нынче с Россией, звучать будет, скорее всего, так: продвинутая фаза национальной катастрофы. Её главной, если не единственной, первопричиной явилось беспрецедентное предательство национальных интересов узкой кликой партийных вождей, совершенное ими под флагом реформ. Если нынешний премьер действительно намерен найти взаимопонимание с собственным народом, ему рано или поздно придется признать эти факты: и катастрофы, и государственной измены.
     

ПРЕССА

     Работая на Горбачева, Яковлев де-факто сдал частнику в личное пользование государственные средства массовой информации. Условия сделки были просты, как договор с бандитом: пропагандистская поддержка Горбачева в обмен на свободу рук в редакционных делах и "крышу" от возможных неприятностей со стороны "противников реформ". Вся пресловутая горбачевская гласность выросла на помоях, которыми вступившие в сделку газетчики поливали под управлением Яковлева предшественников и оппонентов Горбачева.
     В прежние времена с младых ногтей мы были воспитаны на романах Войнич, Джованьоли и Ник.Островского в убеждении, что борьба за политические свободы не имеет ничего общего с доходным бизнесом. Яковлев доказал, что это не так. Все, кто под его "крышей" бился с гидрой коммунизма, сделали на этом хороший интерес. Ультраперестроечные "Московские новости" начинали как городская многотиражка, по которой столичные школьники учились иностранным языкам. В горниле сражений за гласность и свободу слова "МН" переродились в процветающее антисоветское издание с полуторамиллионным тиражом, солидным банковским валютным счетом и выросшим рядом прибыльным издательским домиком. Малоформатные худосочные "Аргументы и факты" были созданы отделом пропаганды ЦК для нужд контрпропаганды. На службе у Яковлева "АиФ" доросли до ранга одного из флагманов газетного мира ельцинской России.
     Серьезным техническим достижением Яковлева следует считать факт, что ему удалось выстроить систему государственного финансирования антигосударственной деятельности советских государственных СМИ. При подготовке государственного переворота в СССР, по данным Госкомстата, только за первую половину 1991 года было напечатано не менее семнадцати тысяч материалов (около 300 ежедневно), обвиняющих Ленина, ключевую фигуру советской идеологической системы, в многочисленных политических и уголовных преступлениях — от измены рОдине и шпионажа в пользу Германии до распространения венерических заболеваний. По имеющимся оценкам, эти публикации, четко выраженного антигосударственного свойства, принесли их авторам порядка миллиона советских рублей дохода.
     Если же попытаться оценить весь объем антипартийных и антигосударственных материалов, опубликованных яковлевскими компаньонами в партийных и государственных СМИ в период их наивысшей активности, это 1988-91 годы, то названные выше цифры придется увеличить как минимум в тысячу или более раз. При этом замечательно, что финансирование всей губительной для государства кампании, в том числе и выплата авторских гонораров, осуществлялась в основном из средств партийного и государственного бюджетов.
     Перейдя в частные руки, бывшие советские государственные издания, состоявшие в сговоре с кликой Горбачева, сохранили в своей работе принципиальную антигосударственную направленность, привитую им в свое время еще Яковлевым. Сегодня, обслуживая интересы узких политических и мафиозных кланов, они несут в себе угрозу национальной безопасности России, так же, как это было в случае СССР. Этот факт почти общепризнан.
     Дж. Кьеза: "...Армия киллеров с перьями в руках убила немало вариантов разрешения российского кризиса, которые могли бы стать выгодными для всех". Ему вторит демократический Шахрай: "...Теперь "телевизионная вышка" диктует и власти, и гражданам, и государству свои собственные требования, объявляя, что руководствуется интересами "широкой общественности".
     В своем заключительном слове в Нюрнберге бывший гитлеровский министр вооружений Шпеер поделился перед судом своими мыслями о причинах, позволивших Гитлеру так долго быть диктатором Германии: "С помощью таких технических средств, как радио и громкоговорители, у восьмидесяти миллионов людей было отнято самостоятельное мышление, они были подчинены воле одного человека". В современной России президент Российского еврейского конгресса, если взять для примера только эту фигуру, обладает информационно-технической мощью, которая и не снилась Гитлеру и Геббельсу с их архаичными "радио и громкоговорителями". А значит, если прав Шпеер, настолько же он превосходит нацистов и по своим возможностям отнимать у людей самостоятельное мышление.
     В условиях осуществленного ещё Яковлевым и Горбачевым тотального разрушения системы государственных СМИ российское общество оказалось сегодня беззащитным заложником звериной схватки, которую ведут между собой за передел собственности и власти зародившиеся в яковлевском вареве гласности информационно-политические кланы. Очевидно поэтому, что любое серьезное правительство, любая партия, которые возьмут на себя ответственность за прекращение нынешней российской трагедии, вынуждены будут пойти на восстановление разрушенного перестройщиками здания государственной информационной системы, чтобы оградить общество от опасности информационного террора. Сохранив тем самым за народами России право на самостоятельное мышление.
     

СТАЛИН

     
     Весной 1988 года многие признаки говорили о том, что разочарование политикой Горбачева достигло в народе критического уровня. И в этот раз правильно оценив опасный характер складывающейся обстановки, Яковлев решил, что настала пора снова разоблачать Сталина.
     Можно с абсолютной точностью назвать дату, когда в СССР стартовала вторая, со времен Хрущева, массовая пропагандистская кампания против Сталина, намного превосходившая по своему размаху, накалу и цинизму все, что было достигнуто на этом поприще раньше. Это произошло 5 апреля 1988 года в день опубликования "Правдой" редакционной статьи "Принципы перестройки: революционность мышления и действия". Статья, подготовленная при решающем участии Яковлева, являлась разгромным директивным ответом ЦК на появившееся месяцем раньше в "Советской России" знаменитое выступление Нины Андреевой "Не могу поступаться принципами".
     Утором в день выхода "Правды" Яковлев, по дороге в свой кабинет, заглянул ко мне. После истории с Рустом, это был второй случай, когда я видел его настолько празднично взволнованным, почти счастливым. Взяв с моего стола свежий номер, Яковлев быстро отыскал на полосе со статьей те строки, которые считал в ней наиболее важными, и со вкусом зачитал их вслух: "Нет-нет, да и слышатся голоса, что Сталин не знал об актах беззакония. Не просто знал — организовывал их, дирижировал ими. Сегодня это уже доказанный факт". Присутствие в абзаце любимого словечка Яковлева "дирижировал" не оставляло места для сомнений в том, чья обличительная рука начертала эти, указующие цель для всех органов пропаганды, строки. И понеслось.
     В дальнейшем меня и самого неоднократно искренне удивлял неподдельный энтузиазм, с которым Яковлев дирижировал всесоюзной пропагандистской кампанией против Сталина, начатой через 35 лет после кончины виновника торжества. Себе я объяснял его пылкий азарт неофита несколькими причинами. Во-первых, для него это было как бы возвращение во времена счастливой молодости, когда, под отеческим присмотром Хрущева, он уже делал себе партийную карьеру поношением имени Сталина. Во-вторых, Яковлев по самой своей природе вообще большой любитель судить, обвинять, требовать покаяния, дознаваться, изобличать, приговаривать и все прочее в том же духе.
     Его любимый полемический образ — тараканы, бегающие по горячей сковороде. Чем сильнее она накаляется, тем быстрее бегают тараканы. Представляя себе эту картину, Яковлев всегда чуть улыбался. Ему приятно за тараканов. Не могу исключать, что в одной из своих прошлых реинкарнаций, где-то в Средние века, он был видным деятелем требовательной испанской инквизиции. Во всяком случае, что-то в нем от тех далеких святых времен частенько проступает.
     Но есть, разумеется, и более глубокая причина повторно привитой Яковлевым обществу антисталинской паранойи. Чтобы назвать её, придется ещё раз обратиться к трудам авторитетов Третьего рейха. Как ни странно, но именно в них легко обнаруживаются объяснения многих практических действий нынешнего поколения российских демократов.
     Небезызвестный Вальтер Шелленберг, бывший шеф немецкой внешней разведки, в своих мемуарах повествует, что в июле 1941 г. Гитлер собрал высокое совещание, на котором определялись основы будущей политики Германии в отношении к Советской России. Фюрер поставил задачу: "На Востоке в самое короткое время необходимо создать мощную информационную службу, которая должна работать столь безошибочно и слаженно, чтобы ни в одном районе Советского Союза не смогла возникнуть такая личность, как Сталин. Опасны не массы русского народа сами по себе, а присущая им сила порождать такие личности, способные, опираясь на знание души русского народа, привести массы в движение".
     Всего в двух строках Гитлер доходчиво просто сформулировал подлинную цель шквальной, продолжающейся без перерыва уже почти полвека пропагандистской войны против имени Сталина. На самом деле, как показал фюрер, эта бессрочная война на полное уничтожение ведется не против Сталина, но против народов России, которым Сталин однажды воочию показал, на какие величайшие подвиги они способны, когда они едины, и когда у них есть достойный лидер.
     Нагоняя в очередной раз крутую волну антисталинской пропаганды, Яковлев рассчитывал утопить в ней оппонентов и открытых противников своего хозяина Горбачева. Преемники Яковлева в российских СМИ ставят планку выше. Они делают то же самое, чтобы не дать народам России выдвинуть из своей среды не фальшивого, а настоящего общенационального лидера, способного вывести массы из состояния нынешнего безвольного оцепенения, привести их в движение, вместе с ними спасти страну от окончательной катастрофы.
     Наиболее гнусным свершением жрецов антисталинской пропаганды в СССР со времен Хрущева явилось уничтожение ими на карте России названия Сталинград.
     Несколько лет назад мне повезло оказаться с туристической группой в Париже. Во время экскурсии по городу то и дело попадалось на глаза слово Сталинград. Метро — Сталинград, площадь — Сталинград, улица — Сталинград. В шутку я спросил нашего переводчика Рафаэля: "Не слишком ли много Сталинграда на один Париж?" Он не принял шутливый тон, серьезно ответил: "Вы знаете, у нас во Франции каждый город обязательно имеет улицу Сталинград”,— и внимательно, словно законченному недоумку, заглянув мне в глаза, пояснил,— “Так мы чтим память о подвиге ваших солдат". Никогда в жизни: ни до, ни после,— я не испытывал чувства столь жуткого стыда и унижения за себя лично и свой народ, как в краткие секунды этого разговора с худеньким субтильным парижанином.
     Сейчас, по слухам, некие клерки подсчитывают — во что нам обойдется в рублях, если мы вдруг вернем на карту России слово “Сталинград”. Бедная, безответная, затурканная телевизионными поганцами страна! У неё есть миллиарды долларов, чтобы привести в свой Кремль косноязычного партийного выкидыша, предателя и душегуба. Обустроить ему по византийским стандартам царские кремлевские палаты. Его самого, подобно цирковому клоуну, разукрасить с ног до головы императорскими орлами. И у неё нет ни гордости, ни рублей, чтобы оплатить перед миром память о мгновениях собственного величия, о беспримерном подвиге своих живых и мертвых сыновей — героев.
     Смотришь на всю эту постыдную картину, и нет-нет, да и кольнет иной раз холодок под сердце: ужели гитлеровские последыши нас все-таки заломали?!
     

ПОДЖИГАТЕЛЬ

     
     Неплохо зная содержание деятельности Яковлева в должности секретаря и члена Политбюро ЦК КПСС, могу утверждать, что с осени 1988 года он использовал свои высокие партийные полномочия для разжигания в стране пламени национальной вражды и сепаратизма.
     В ту пору Горбачев решал очередную важную для себя любимого задачку: как уйти от ответственности перед партией на ближайшем партийном съезде, сохранив вместе с тем в своих руках контроль над КПСС. Для решения проблемы был придуман Съезд народных депутатов СССР, который изначально замышлялся как инструмент перерождения Горбачева из генсека КПСС в надпартийного президента.
     Успех комбинации существенно зависел от состава корпуса народных депутатов. В нем было необходимо обеспечить возможно более широкое представительство антипартийных сил. Ближайшим резервом таковых считались националистически и сепаратистски настроенные группы интеллигенции в союзных республиках. Наиболее шумно они заявляли о себе в Прибалтике. В канун кампании по выборам народных депутатов СССР Яковлев отбыл в Прибалтику с визитом.
     Прибыв на место, член Политбюро активно поддержал существовавшие там антисоветские, сепаратистские и националистические группировки, прозрачно намекая при этом, что действует не только от своего имени. Известная активистка "Саюдиса" Прунскене позже признавалась: "Очень много делал для нас Яковлев. Он заверил нас, что высшие руководители в Москве понимают нас". Можно только удивляться черной неблагодарности тамошних эсэсманов, не пригласивших бывшего красного командира Яковлева к участию в своих торжественных шествиях, не помню уж по какому поводу. В конце концов ведь это он и для них в свое время "очень много делал".
     Горбачев и Яковлев сознательно поощряли рост сепаратистских настроений в Прибалтике. В номере английской "Дейли мейл" от 7 апреля 1990 года об этом говорил сам Ландсбергис: "Запад должен понять, что Горбачев сам позволил сложиться нашей ситуации. Он в течение двух лет наблюдал за ростом нашего движения за независимость. Он мог бы остановить его в любой момент. Может быть, он этого хотел или хочет сейчас. Но он его не остановил". На самом деле, совсем не трудно догадаться почему не остановил. Потому, что в конкретных обстоятельствах 1989-90 гг. прибалтийские сепаратисты работали на личный политический интерес Горбачева в его борьбе против собственной партии.
     После визита Яковлева в Прибалтике сложился своеобразный методический центр, который готовил документы и инструкторов для создания националистических "народных фронтов" в союзных республиках СССР. Реакция горбачевского ЦК всегда была одинакова: “Не поддаваться на провокации. Не вмешиваться. Это всего лишь пена на здоровой волне обновления. Она пройдет сама по себе”.
     Всплеском местного национализма и сепаратизма были отмечены также поездки Яковлева с широкими полномочиями от Горбачева в Таджикистан и Закавказье.
     В конечном счете, первоначальная цель горбачевской кликой была достигнута. В составе Съезда народных депутатов оказалась весьма активная и шумная прослойка национал-сепаратистов, которые до определенного момента энергично поддерживали Горбачева в его попытках удержаться у власти. Более того, им удалось провести своих людей в число делегатов 28-го съезда КПСС, где они всеми силами добивались переизбрания Горбачева генсеком на новый срок.
     В наши дни, когда видишь стада тележурналистов, терзающих генерала Макашова заказными обвинениями в разжигании им национальной вражды, невольно задумываешься: отчего они все так хлопочут, в сущности, по ерунде? Уж если им так припекло воевать за дружбу народов, то не больше ли пользы обратить свои телевизионные взоры на мрачные фигуры нынешнего юбиляра и его бывшего партийного босса. Гарантия, что если какой-нибудь порядочный дотошный журналист возьмет на себя труд разобраться в паутине интриг, которую плели два этих деятеля в сфере национальной политики на переломе 80-х и 90-х годов, то он узнает много нового о том, откуда и почему на самом деле начали течь те реки крови, которые сегодня напитывают в межнациональных бойнях бывшую советскую землю. Хотя, конечно, по жизни за Макашовым бегать проще. И платят, надо полагать, больше.
     

ПАРТИЯ

     
     Строго говоря, Яковлев никогда не был партийным человеком. В том смысле, что он никогда не работал в производственных коллективах, не видел партию в облике её низовых структур. Он всю жизнь сидел за письменным столом, писал доклады начальству. Себе — статейки и диссертации. Служил Отчеству, которое "я сам". Иначе — делал карьеру. И так добрался до самой макушки КПСС, партии рабочего класса.
     В то долгое счастливое время, когда партия кормила, одевала, обучала и поощряла Яковлева, он отзывался о ней возвышенно.
     В 1987 году Яковлев стал членом Политбюро. Горбачев посадил его на идеологию. В апреле состоялось тронное выступление Яковлева, что-то о качественно новом состоянии советского общества. Действо происходило в помещении Центрального экономико-математического института АН СССР. Собралась академическая элита Москвы, руководители идеологических отделов ЦК и прочих комитетов, научных учреждений партии. Словом, все, кто так или иначе определял политику в сфере идеологии.
     Герой дня, мужественно прихрамывая (фронтовик), взошел на трибуну, спокойным взглядом окинул аудиторию и произнес слова, которые я помню наизусть по сей день. "Октябрь и революция,— сказал Яковлев,— вечные святыни. А преданность революции и ленинизму, партийная совесть и честь, порядочность везде и во всем — часовые у этих святынь".
     Сейчас, когда мне ненароком попадутся на глаза какие-нибудь новейшие рассуждения Яковлева о том, что, видишь ли, КПСС это — уголовная партия, а большевики уже при Ленине ели детей живыми, меня, как старая рана, начинает донимать один и тот же вопрос: ну кто тянул его за язык в апреле 1987 года? Берия? Зюганов? Лигачев? Анпилов? Ведь был в ту пору уже не мальчиком: шел как-никак 64-й годок. То есть достаточно повидал, чтобы определиться в своих политических воззрениях и научиться не лгать. Ну, мог бы, наконец, сделать запев, как все: исходя, дескать, из таких-то решений, тыры-мыры... И дальше по делу. Но нет, ему нельзя, как все. Ему нужно непременно про "партийную совесть и честь". И чтобы в этом месте — аплодисменты. Слаб Александр Николаевич по части аплодисментов в свой адрес. Особенно с тех пор, как Горбач замочил его личного "часового".
     Конечно, Яковлев предал свою партию и активно способствовал её разрушению. Однако что означает в наших условиях: "предал партию"? КПСС давно уже не была партией в том смысле, в котором употребляют это слово европейцы. У них можно партии распускать, создавать, снова распускать. Государство это мало волнует. У нас же, при наших просторах и обилии национальных проблем, исторически сложилось иначе: КПСС стала самой главной несущей политической конструкцией всего огромного государственного здания. Значит любые манипуляции с партией должны были бы непременно сказаться, так или иначе, на состоянии всего государства. А разрушение КПСС должно было бы иметь своим неизбежным следствием разрушение государства. Догадывались ли об этом Горбачев, Яковлев и вся их братия, когда, спасая собственные кресла и зады, крушили изнутри КПСС? Они не догадывались. Они точно знали.
     Вспоминается крупное совещание в ЦК в 1990 году, когда в воздухе уже отчетливо пахло большой бедой. Выступавший тогда член Политбюро Каримов, нынешний президент Узбекистана, сказал, прямо обращаясь к сидевшему в президиуме Горбачеву:
     — Нам нужно отчетливо осознать, что в тот день, когда погибнет КПСС, погибнет и Советский Союз.
     Горбачев согласно кивнул, и все-таки пошел на предательство. Уже как-то навязло в зубах обвинять бедолагу Ельцина в развале СССР. Правда, однако, состоит в том, что смертный приговор Советскому Союзу подписали не Ельцин с компанией в Беловежье, а Горбачев, Яковлев и некоторые другие деятели, ныне заседающие в комиссии Госдумы по импичменту, на 28 съезде КПСС в июле 1990 года. На этом съезде, в числе делегатов которого находились такие крутые "коммуняки", как Ельцин, Собчак, Бунич, Яковлев, Лацис,— состоялись окончательные похороны КПСС как единой политической структуры, способной обеспечивать территориальную целостность и политическую стабильность крупнейшего государства.
     Измордованной в предыдущие годы горбачевскими интригами, с разгромленным партийным аппаратом, обескровленными организационными структурами, оплеванной с ног до головы яковлевскими пресс-холуями партии навязали на 28 съезде новый горбачевский Устав. В нем 22-й параграф узаконил фактическую федерализацию партии, то есть взаимное обособление её республиканских организаций. Одно это уже означало конец КПСС. Были, однако, приняты и другие новшества подобного свойства. С большим трудом, путем прямого давления на делегатов и всевозможных фальсификаций, Горбачеву удалось-таки сохранить за собой пост генсека и создать абсолютно никчемные декоративные руководящие органы так называемой "обновленной КПСС". Единственное, чего не смог сделать съезд в силу самой своей природы, так это изъять из рук партии её собственность и создать предпосылки для юридического запрета деятельности КПСС. Эти задачи предстояло решить в августе 91-го.
     Подписывая документы съезда, Горбачев единым росчерком пера подписывал два смертных приговора: КПСС и СССР. Правда, для Союза это был приговор с отсроченным исполнением. Его исполнил лишь в декабре 1991 года простодушный Ельцин, откушав предварительно для исторической решимости, как это водится среди плебеев, водочки.
     Вот таким трагическим для миллионов и миллионов простых людей оказался финал той совсем маленькой политической интрижки, которую затеяли февральским вечером 1985 года на Профсоюзной улице у дома 25 два очень озабоченных судьбою СССР мозговитых советских академика: наш юбиляр Яковлев и Анатолий, сын Громыко.
     

КТО ОН?

     
     Не я придумал: все познается в сравнении. Красное с белым. Черное с серым. С кем сравнить Яковлева и Горбачева? Выбор невелик: Иуда и Геббельс. Вот и все. "Иуда Горбачев" — общенародный штамп. С Геббельсом сравнил уважительно Яковлева Жириновский. Понимает толк в кадрах, либерал с примесью демократа. Однако, строго говоря, в содержательном плане оба сравнения не вполне корректны.
     Да, Иуда действительно предал. Но он глубоко раскаялся, причем, заметьте, еще до казни Иисуса. "...Бросив сребреники в храме, он вышел, пошел и удавился" (Мф., 27, 5) Кто видел кающегося Горбачева или его сребреники, которые он регулярно получает на пропитание от своих западных спонсоров в виде всевозможных премий? Стыда нет у человека: собственная страна лежит по его вине во мгле, холоде и голоде, а он принимает подачки, надувает щеки и произносит речи. В Бостоне, рассказывают, вошел в раж от зеленых и назвал свой народ скотами. Словом, случись быть Иуде живым, у него были бы все основания подать в суд на тех, кто равняет к нему Горбачева.
     То же и с Геббельсом. Он был плохим человеком, фашистом. Но ему хватило мужества до конца разделить незавидную судьбу своего государства, своей партии. Вместе с ними он добровольно отправился на тот свет, прихватив с собой своих шестерых детей и красавицу жену Магду. Не таковы наши собственные геббельсы. Страны нет, партии нет, а Яковлев есть. Ему бы по грехам его сидеть в рубищах где-нибудь в пустыне, есть акриды с диким медком, просить у Бога прощения. А вместо этого он опять кого-то обличает, кому-то лапшу на уши вешает, торчит на трибунах, подписывает соглашения с молодыми алчными яковлятами, надоедает. Смотрю и думаю, нет зрелища более скорбного, чем зрелище злющего лживого настырного старика в политике.
     Один мой товарищ в аппарате ЦК остроумно называл Яковлева и ему подобных "пригородными людьми". При Советской власти, пояснял он, они ушли из деревень, но так и не пришли в город. Хотя и стали по дороге академиками.
     А ведь и в самом деле, посмотришь — странные люди: без корней, без смысла, без морали.
     Горбачев и Яковлев упразднили химеру морали в политике. Её теперь совсем нет. Сейчас невозможно вымыслить такой поступок, совершив который, современный российский политик смог бы скомпрометировать себя в глазах сограждан. Кто не верит, пусть попробует...
     Заканчивая, как это водится на юбилеях, искренне желаю своему бывшему партийному товарищу и учителю долгих лет жизни. Долгих настолько, чтобы он смог до конца увидеть трагедию, которую переживает Россия в результате совершенной им вместе с Горбачевым измены. И настолько долгих, чтобы летящий лом неотвратимого, как сама смерть, возмездия (строго в рамках действующего законодательства) достал его еще здесь, на этом свете, на этой земле, на глазах тех уходящих поколений, которые его вынянчили, вырастили, обучили и возвысили и которые он так дешево продал

Источник

www.pseudology.org