Джорж Сорос

Сначала мне хотелось бы объяснить, как случилось, что я оказался так глубоко вовлечен в российские дела. Потому что я и вправду вовлечен в них глубоко. За последние десять лет я много думал о России и отдал ей немало энергии и собственных средств. У меня, конечно, был интерес и ко многим другим странам, освобождавшимся от коммунизма, однако могу честно заявить, что Россия занимала огромное место в моих мыслях и деятельности. Кроме того, я питаю особые чувства к народу России.

Нет сомнений, что мой фонд, в частности его работа по сохранению естественных наук и образования в области точных наук, по распространению Интернета, изданию учебников и спасению "толстых" журналов, сделал немалый вклад в российскую культуру. Люди знают о фонде, и даже противники моих политических взглядов относятся с уважением к его деятельности. И фонд, и я лично часто подвергались весьма жестоким нападкам со стороны тех, кто не приемлет иностранное влияние, или отвергает идею открытого общества, либо подвергает сомнению мои мотивы. 

Несколько лет назад в Думе было предпринято недоброжелательное расследование деятельности Научного фонда, однако по итогам проведенных слушаний кончилось тем, что Дума приняла резолюцию с выражением благодарности фонду. В России лично я чувствую неподдельную признательность, может быть большую, чем в любой иной стране. 

Более того, я считаю эту признательность вполне заслуженной потому, что искренне пытался помочь в тяжелый период неурядиц и бед. Я пытался смягчить боль и страдания, вызванные крушением советской системы, но еще в большей степени я хотел содействовать переходу к лучшему обществу.

Степень моего участия довольно необычна. Правы те, кто озадачен ею и подвергает сомнению мои мотивы. Я и сам несколько озадачен и попытаюсь проанализировать мои мотивы перед общественностью, и в не меньшей степени для того, чтобы самому в них разобраться. В большинстве случаев, когда я оказываюсь глубоко вовлечен во что-либо, я различаю два уровня участия: один уровень абстрактный, а другой - личный.

На абстрактном уровне я вдохновлен концепцией открытого общества. Наилучший способ дать определение открытому обществу - указать на его антипод, то есть на коммунистическую систему в том виде, в котором она функционировала до своего конца. Советский Союз был закрыт не только внешнему миру, ограничивая передвижение и информацию, с чем вы знакомы, но он был закрыт и внутри себя. 

Официальная доктрина была призвана давать ответы на все вопросы, а любой несогласный становился диссидентом. Я считаю такую систему недопустимой, потому что ответов на все вопросы нет ни у кого. Поэтому такая официальная доктрина может быть навязана только силой. Теперь всем нам известно, какие крайние формы приобретало принуждение при Сталине.

Следуя идеям философа Карла Поппера, я отдаю предпочтение иной форме социальной организации - открытому обществу, которое основывается на признании того, что никто не владеет конечной истиной. В открытом обществе людям не только позволено, от них требуется самостоятельное мышление, государство же скорее служит людям, а не управляет их жизнями

Я стал горячим приверженцем открытого общества, поняв в юном возрасте важность того, какой режим находится у власти. Живя в Венгрии и будучи евреем, я мог быть убит нацистами, когда они оккупировали страну во время войны. И если бы я продолжал жить там, я мог бы впустую прожить свою жизнь при режиме коммунистов. Благодаря мудрости моего отца я выжил во время войны, а после нее эмигрировал сначала в Англию, потом в Америку. 

Когда я стал зарабатывать больше денег, чем требовалось мне и моей семье, вдохновленный идеей открытого общества, я решил основать фонд. Перед ним стояла цель способствовать открытию закрытых обществ, сделать открытые общества более справедливыми, стабильными и равноправными, а также поддерживать критическое мышление. Это было в 1979 году. Позднее, в 1984 году, мною был основан Фонд Сороса в Венгрии.

Когда в конце 1986 года Горбачев позвонил Сахарову в Горький по телефону, попросил его вернуться в Москву и возобновить патриотическую деятельность, я понял - в Советском Союзе что-то изменилось. Если бы Сахарова заставили покинуть страну, это было бы обычным делом. Но тот факт, что ему было позволено вернуться в Москву, стал для меня знаком начала коренных перемен. Тогда я решил поехать в Москву и попытаться открыть там фонд.

На личном уровне я видел Россию глазами своего отца 

Во время первой мировой войны он был офицером австро-венгерской армии, попал в плен на русском фронте и был отправлен в Сибирь в лагерь военнопленных. В лагере он был избран "представителем" заключенных. 

Когда несколько заключенных из соседнего лагеря совершили побег, в отместку был расстрелян избранный "представитель". Кто когда о такой практике в России слыхал?

Отец не стал ждать подобного события в своем лагере и решился на побег. Он собрал небольшую группу заключенных, и вместе они бежали из лагеря. Они собирались построить плот и проплыть на нем вниз по реке до моря, но их подвело знание географии. Через несколько недель плавания они поняли, что их несет к Северному Ледовитому океану, и им потребовалось несколько месяцев, чтобы вернуться через тайгу назад. 

В это время произошла революция, и они оказались в охваченной гражданской войной стране. Мой отец прошел через многие ужасные события, но сумел остаться в живых. Через несколько лет ему удалось вернуться в Венгрию, где он и женился на моей матери. Он пересказывал мне свои приключения по частям, когда мне было от восьми до десяти лет. Он встречал меня каждый день после школы, мы шли купаться, и он рассказывал мне очередную историю из своей жизни.

Позднее, когда Советская армия оккупировала Венгрию, освободив нас от германской оккупации, у меня были свои приключения с участием русских солдат, и я узнал русских людей, но не в самом лучшем свете. 

Более приятным стало знакомство с русской культурой

Во время и после войны я с большим удовольствием прочитал почти все классические произведения русской литературы. Я также имел возможность познакомиться с советской системой в Венгрии и перед своей эмиграцией в 1947 году, и после того, как я вернулся туда, чтобы открыть свой фонд в 1984 году. С историей Советского Союза я был тоже неплохо знаком, и, приехав в Москву в 1987 году, я, кажется, ориентировался там лучше, чем можно было ожидать от иностранца. 

Я отыскал Сахарова, так как хотел построить свой фонд, опираясь на его имя и авторитет. Он настойчиво отговаривал меня. "Ваши деньги в итоге окажутся в сундуках КГБ", - вот что он мне тогда сказал. Но он забыл принять во внимание, что имеет дело не с наивным американцем, а с не таким уж наивным венгром. Позднее он с радостью признал свою ошибку.

Не стану детально пересказывать историю фонда. Это захватывающая история, но ее пересказ займет слишком много времени. Позвольте мне подвести некий итог. Я надеялся, что фонд будет лидером перехода от закрытого к открытому обществу. А получилось так, что фонд сам оказался в процессе перехода, и, вместо того чтобы возглавить этот процесс, нам пришлось пройти через такие же трудности, что и все общество.

Мы начали как советская организация. Люди, работающие в фонде, не смогли преодолеть свой советский менталитет. В результате фонд функционировал как закрытое общество с целью формирования открытого общества. Мне пришлось организовать "путч", для того чтобы сломать такую структуру. Он произошел в июле 1991 года, как раз перед августовским путчем. Складывалась выгодная ситуация для того, чтобы месяцы после августовского путча использовать для помощи в становлении институтов открытого общества в стране, и я был твердо намерен использовать преимущества этого исторического шанса. 

К сожалению, человек, проводивший мой "путч", оказался еще хуже людей, которых он сменил, и он не послушался моих указаний. Так что мне пришлось организовывать еще один "путч", но драгоценное время было таким образом упущено.

Но и на этом наши трудности не кончились. Следующий кризис отражал очередную фазу развития российского общества. Все было выставлено на продажу, а денег не хватало. Искушение очевидно было слишком велико, и мы обнаружили, что фонд хранит огромный депозит в весьма ненадежном банке. 

И хотя мы не понесли никаких финансовых потерь и преступления совершено не было, мы провели еще одну основательную реорганизацию. Именно тогда мы свернули фонд "Культурная инициатива" и основали Институт "Открытое общество" в качестве его преемника. В конце концов у нас получилась хорошая организация.

Как вы видите, историю моей вовлеченности в российские дела вряд ли можно рассматривать как ряд легких решений и успешных свершений. И все же мне кажется, я не зря потратил мое время и деньги. Мы были первыми и прокладывали дорогу другим. Даже наши оппоненты вынуждены признать, что мы нечто изменили. Мы изменили жизнь тысяч россиян - изменили к лучшему. Мы поддержали российскую науку в наиболее трудное и болезненное время перемен. Мы немало вложили в российское образование, когда существовавшая система начала распадаться. Мы начали серьезные программы в сфере культуры, коммуникаций, экологии. Нравится это или нет, но сегодня в России нет другого фонда, чей вклад в развитие различных сфер общественной жизни был бы столь же значителен.

Трудности и разочарования, постигшие меня в России, не идут ни в какое сравнение с испытаниями и несчастьями, выпавшими на долю живущих здесь людей. Пало всевластное тоталитарное государство. Это почти беспрецедентное в истории событие со всей силой обрушилось на не подготовленных к нему людей. Экономика разрушилась, закон и порядок развалились, теперь каждый должен был заботиться о себе как мог. Старый порядок сменился беспорядком. 

Общественная безопасность была первой сферой, которая была тщательно и успешно приватизирована

Постепенно начал появляться новый порядок. Я называю его "грабительский капитализм", поскольку самым легким способом накопления капитала было воровство активов разваливавшегося государства. Первоначально само государство было парализовано и практически ничего не стоило. Только идиоты могли думать, что его стоит прибрать к рукам: это как раз они сотворили путч в августе 1991 года. 

Но процесс шел, люди стали приобретать собственность, и государство вновь стало играть важную роль источника законности. К моменту проведения последних выборов стало очень важно, кто на них победит. Общеизвестно, что ведущие капиталисты прервали свои междоусобицы, чтобы обеспечить повторное избрание президента Ельцина.

После выборов "система грабительского капитализма", как я ее называю, упрочилась, и возникла новая олигархия. Этот новый порядок разительно отличается от того открытого общества, в которое верю я и многие другие. Я рассматриваю его как пародию на открытое общество. Для иллюстрации возьмем средства массовой информации. Открытое общество имеет свободные и независимые средства массовой информации. 

В России сегодня почти полная свобода слова, однако средства массовой информации принадлежат конкурирующим группам капиталистов, которые используют их в своих собственных интересах. Я должен спросить себя, уместна ли в сегодняшней России сама концепция открытого общества. Этот вопрос доставляет мне большое беспокойство.

Очень соблазнительно дать на него отрицательный ответ. 

Открытое общество - это абстрактная идея, универсальная концепция, которая может воодушевлять людей, но как таковая не является частью реальной действительности

События, разворачивавшиеся с момента распада советской империи, не вдохновлялись идеей открытого общества. Людям в России не до универсальных идей. Они слишком заняты поиском своего места в жизни, их заботят проблемы выживания, и, задумываясь об открытом обществе, они с полным правом могут сказать, что коммунизм тоже был универсальной идеей, вот посмотрите, куда он нас привел. 

Еще хуже то, что открытые общества Запада не проявили особой приверженности идее открытого общества, иначе они совершенно иначе отреагировали бы на крушение советской системы. Они последовали бы моему примеру и помогли бы заложить фундамент для открытого общества. Если бы они это сделали, убежден, что история пошла бы по другому пути. 

Но такая идея даже не пришла им в головы. После крушения нацистской Германии был план Маршалла, а когда я предложил нечто подобное, меня буквально подняли на смех. Должен признаться, что это стало моим величайшим разочарованием. Мне кажется, что я предвидел крушение советской системы и понимал суть этого процесса более точно, чем многие другие. Доказательством может служить книга, написанная мною в 1990 году. 

Но я сделал одну большую ошибку - я неправильно оценил реакцию Запада

Как сторонник критического мышления, я должен спросить себя: неужели идея открытого общества нереальна и неуместна, ведь ни на Западе, ни в России люди не верят в нее. Такого вывода трудно избежать. И все-таки я вижу и более позитивный подход к ситуации. Ни в России, ни на Западе нет правильного понимания идеи открытого общества, но если люди лучше поймут ее, она сможет их вдохновить. Люди отчетливо понимают, что в сегодняшней ситуации что-то явно не так. В России это понимают лучше, чем на Западе, поскольку ситуация тут намного хуже, однако и на Западе присутствует чувство недомогания. Я думаю, Россия могла бы показать миру путь к открытому обществу.

Открытое общество - это не чуждая идея, занесенная с Запада словно кока-кола или клипы MTV. Люди мечтали о нем в тяжелые годы царизма и коммунизма. Сама идея, пусть без современного названия, была повторяющимся мотивом в философии и литературе девятнадцатого и начала двадцатого века.

В России немало людей, которые настолько возмущены теперешним положением дел, что предпочли бы вновь оказаться при советском режиме. Даже признавая факт, что коммунистический способ хозяйствования не действует, они тоскуют о прежней великой и могучей России. Они думают, что Россия испытала унижение из-за своей слабости, и хотят исправить положение, сделав ее сильной. 

Как когда-то Гитлер в Германии, они рассуждают в терминах военной мощи. Но это и есть дорога к гибели. Это возврат к репрессивной и непредсказуемой центральной власти, потому что Россия слишком велика, чтобы иметь какую-либо иную центральную власть, кроме как репрессивную и непредсказуемую. История России состоит из долгих периодов авторитарного правления, прерывавшегося краткими периодами революционных изменений. 

Должна ли история повторяться?

Есть и другой путь: демократическая Россия без жесткой централизации, страна, где людям не только позволено - от них требуется самостоятельное мышление. Это было бы функционирующее государство, но оно не стало бы управлять людьми, как это делали цари, Сталин или Центральный комитет. 

Должно быть правительство, функции которого распределены между центром и местными органами различных уровней, потому что, учитывая размеры этой страны, здесь не может быть демократического правительства без большой степени децентрализации. 

Полномочия центральной власти должны быть соответственно разделены между исполнительной, законодательной и судебной ветвями власти при наличии необходимой системы контроля и равновесия между ними. Армия подчиняется гражданским законам, а деятельность внутренних войск, если бы таковые вообще остались, была бы жестко регламентирована.

Собственность соответственно не будет сосредоточена в руках немногих владельцев. Рыночная экономика будет регулироваться законами, а люди свободны думать, говорить и выбирать свой образ жизни. Это как раз то, что я называю открытым обществом.

Возможно ли надеяться на возникновение такого общества в России, стремиться к нему? 

Думаю, что да - и у меня есть вполне разумные суждения по этому поводу, хотя я и ошибся в оценке реакции Запада на крушение советской империи. Ценность моих суждений в том, что я готов признать свои ошибки. Я предвидел случившийся экономический, социальный и моральный коллапс и предполагал, что будет даже хуже. Все это есть в моей книге, написанной в 1990 году. Именно эта боязнь надвигающейся катастрофы побудила меня сделать все, что я мог, чтобы предотвратить ее. 

И сейчас впервые за все время моей деятельности в России я вижу реальные перспективы движения России в позитивном направлении. Под этим я имею в виду движение от "грабительского" капитализма и пародии на открытое общество к более легитимной форме капитализма и к чему-то напоминающему открытое общество.

Должен объяснить, что внушает мне оптимизм

Во-первых, крушение старого режима произошло и худшего не случилось. По всем показателям экономика уже достигла дна, но само дно полностью не разрушилось. Я опасался, что жизненно необходимые отрасли распадутся и люди будут голодать и замерзать зимой. Немало людей страдало, но худшее позади. 

Во-вторых, большинство людей считают сегодняшнюю ситуацию неприемлемой. Мало кто из них хотел бы, чтобы она сохранялась в дальнейшем. Это относится и к тем, кто устроился в нынешних условиях лучше, чем при старом режиме, и к тем, кто сегодня испытывает лишения. Следовательно, такая ситуация долго не продлится. Вопрос только, в какую сторону она будет меняться. 

Это подводит меня к третьему пункту моих рассуждений. Исполнительная власть в настоящее время находится в руках людей, которые хотели бы видеть Россию идущей к открытому обществу. Я поддерживаю не все, что они делают, и, конечно, не все, что они уже сделали. Но я признаю правильность их намерений. России повезло, что здесь есть люди, занимающие ключевые посты, которые стремятся сделать эту страну более правовым и открытым обществом. 

Они понимают, что времени у них мало, поскольку недовольство очень велико, и они должны добиться положительных результатов в ближайшие три года, иначе они будут отстранены от власти. Этот довод вселяет в меня веру в то, что по меньшей мере будет сделана попытка достичь положительных результатов. 

Попытка может оказаться неудачной. Даже при наличии некоторого прогресса его может быть недостаточно для победы реформаторов на следующих выборах. Но в ближайшем будущем по крайней мере события будут развиваться в верном направлении.

Я высказываю мои ожидания, а не надежды

Для того чтобы подчеркнуть серьезность своих ожиданий, могу заявить как инвестор, что я вложил значительные средства в российские акции. Моими инвестиционными фондами в Россию вложено почти два миллиарда долларов. Это составляет около 10% наших активов. Это было нелегким решением, и я должен сознаться, что первые приобретения, ставшие наиболее прибыльными, были сделаны моими менеджерами вопреки моим советам. 

Мне было слишком хорошо известно беззаконие рынка капиталовложений, и участвовать в нем мне не хотелось. Мое мнение изменилось только недавно. Могу даже точно сказать - когда. Когда Ельцин пригласил Бориса Немцова стать членом правительства. Как когда-то телефонный звонок Горбачева Сахарову послужил для меня сигналом к открытию фонда в Советском Союзе, так и назначение Немцова стало для меня сигналом для инвестиций в России. 

Я хочу подчеркнуть, что мои надежды связаны не лично с Немцовым, хотя я хорошо его знаю и глубоко уважаю, а с тем, что в правительство был приглашен человек, который не был вовлечен в президентскую избирательную кампанию и не в связи с какими-либо обещаниями, данными в ходе этой кампании. 

Я воспринял его назначение как знак, что правительство намерено выйти из фазы "грабительского" капитализма и установить законность в этой сфере. Последующие события подтвердили это мое суждение, хотя впереди еще долгий путь.

Мне трудно далось решение стать инвестором в России

Как филантроп я был над схваткой; как инвестор я попал в ее гущу. Так что стать инвестором - для меня большое падение: схождение с Олимпа. С высот Олимпа легко судить, где правда, а где ложь. Когда спускаешься, все становится гораздо сложнее и тоньше.

И все же я решил спуститься, к чему меня побудили разные мотивы. Один мотив в том, что увидел явную возможность для получения прибыли. По мере движения России от "грабительского" капитализма к капитализму законопослушному больше уважаются права владельцев акций, а сами акции становятся ценнее. Но это соображение не было единственным.

Так случилось, что я твердо убежден, что приток иностранного капитала может быть спасением для России. Сегодня активы здесь слишком сильно сконцентрированы в руках малого числа владельцев. Появилась финансовая олигархия, а это крайне нездоровое явление для экономики. 

Капиталы в большом дефиците, поэтому от них ожидают исключительно высоких доходов. Только приток иностранного капитала мог бы сдвинуть экономику, но чтобы привлечь иностранный капитал, система "грабительского капитализма" должна быть реформирована. Правительство проявило некоторые признаки понимания обоснованности этого довода, что сделало привлекательными капиталовложения в российскую экономику.

Инвестиции - не филантропия

Я хочу, чтобы было абсолютно ясно: мои решения по инвестициям диктуются только соображениями выгоды. Например, я бы без колебаний продал свои акиии в подходящий момент. Однако начать инвестиции я решил, желая пользы для России. 

Иностранные инвесторы совсем не ангелы, но в данной ситуации они чрезвычайно нужны. Ограничивая свою деятельность филантропией, я мог бы остаться чистым, а становясь инвестором, я оказываюсь открытым для всяческой грязи - и аукцион по "Связьинвест" действительно всколыхнул ее немало. Я намеренно сделал этот шаг, поскольку верю, что мое участие в этом аукционе активизирует процесс перехода от "грабительского" к законопослушному капитализму. 

Я очень рад своему решению. Аукцион по "Связьинвест" стал гигантским шагом вперед в переходе от скрытых сделок к законным действиям. Он принес немалый доход государству, помог ему выплатить задолженности по зарплатам, а когда эти долги будут закрыты, экономика заработает гораздо лучше. 

Полемика и внимание прессы, сопровождавшие аукцион, сильно затруднили возвращение практики скрытых сделок, которая преобладала раньше. Ирония состоит в том, что проигравшие своими громкими жалобами только помогли упрочить новую практику. Однако поставить капитализм в рамки закона и привлечь иностранный капитал еще недостаточно для того, чтобы превратить Россию в открытое общество

В конечном итоге открытое общество основано на понимании, что в мире ничто не совершенно. И капитализм - не исключение. Капитализм порождает неравенство; он несет нестабильность, плодит монополии и олигополии со всеми негативными последствиями, и сам по себе он не обеспечивает демократии. 

Открытое общество - это нечто большее, чем капитализм

Оно предполагает общественные, а не только рыночные ценности. Оно предполагает веру в свободу и справедливость, которая выше преследования собственных интересов. 

Я высказывал немало критики в адрес открытых обществ Запада по поводу отсутствия в них веры в концепцию открытого общества. Могу показаться наивным идеалистом, но в этом отношении на Россию я возлагаю большие надежды. Безверие противоречит русскому характеру. 

И люди в России имеют все основания верить и стремиться к свободе и справедливости, ведь этого у них было так мало. Их жажду свободы и справедливости не смогли подавить даже самые ужасные испытания. Я не верю, чтобы она была уничтожена разочарованиями и неурядицами последних десяти лет. 

Я уверен, что есть нечто, что Россия способна открыть всему миру. Она может показать открытым обществам Запада смысл идеи открытого общества. Именно этим русская душа сумеет продемонстрировать свое величие.

Эта надежда привела меня в Россию как филантропа. Теперь, когда я стал и инвестором, я готов расширить свою благотворительную деятельность, потому что, как я сказал ранее, иностранные инвестиции сами по себе не ведут к открытому обществу. 

Но я понимаю, что в конечном итоге не от меня будет зависеть, оправдаются ли мои надежды. Это зависит от народа России. Вот почему я попросил Правление фонда, состоящее из граждан России, которые верят в идеалы открытого общества, предложить стратегию, как я мог бы потратить мои деньги наилучшим образом. 

Теперь, когда документ готов, я опубликовал его и хочу его публичного обсуждения. Я собираюсь путешествовать по стране и встречаться с людьми. 

Расскажу о своих планах на будущее. В свою очередь, я хочу спросить общественность России: имеет ли сегодня какое-либо отношение к вашей стране идея открытого общества?  Хотите ли вы, чтобы Россия стала открытым обществом? 

С нетерпением жду ответа

www.pseudology.org