Москва, Терра, 1991
Николай Владиславович Вольский-Валентинов
Наследники Ленина
Приложение 4. Как Сталин стал диктатором СССР
Человек, избравший себе гордый псевдоним Сталин, что значит "стальной человек" (настоящая его фамилия Джугашвили) и царствующий над седьмой частью земной суши - сейчас самая могущественная личность во всем мире. Копируя Людовика XIV, он может сказать про себя: советское государство - это я. Через подчиненный ему грандиозный по численности чиновничий аппарат он управляет хозяйством страны. Хлеб насущный население может получить лишь из рук его чиновников.
 
В руках Сталина не только абсолютная светская власть, но и власть духовная, и, в сущности, это он устанавливает для своих подданных, как они обязаны думать и во что обязаны верить. Он царь и в то же время папа - глава своего рода новой религии - сталинизма, объявленной государственным мировоззрением СССР. Нужно, вероятно, возвратиться в средневековье, во времена византийских императоров, арабских калифов или в XVII век, во времена московских царей, чтобы только там найти примеры полноты той совершенно неограниченной власти, которой располагает "товарищ Сталин" в стране Советов.

Этот факт не может не вызвать глубочайшего изумления
 
Люди привыкли думать, что всевластные, свирепые диктатуры вырастают лишь из контрреволюции имущих слоев и классов. Но ведь в стране Советов имущие классы с корнем уничтожены. Всесильная диктатура рождена не ими, а самой коммунистической партией, тем не менее объявляющей себя самой демократической и самой революционной партией в мире. Как же это могло случиться? Каким образом русская революция, начавшая с идей безграничной свободы, так позорно докатилась до идеи безграничного деспотизма? И почему неограниченная власть попала в руки именно Сталина, невзрачного грузина, с крошечным, заросшим волосами лбом, напряженно-неумным лицом, которое советские художники и фотографы раболепно стремятся превратить в "одухотворенное лицо вождя"?

Много людей ломают себе над этим голову. Тысячи статей и множество книг на всех языках мира посвящаются советскому диктатору. Из книг, посвященных Сталину, нужно особо отметить недавно вышедшую в Стокгольме, написанную Дмитриевским. Ее автор - бывший коммунист, управлял делами комиссариата иностранных дел в Москве и, следовательно, в качестве такового был доверенным лицом ГПУ. Попав в Стокгольм в качестве советника посольства СССР, он стал здесь невозвращенцем, эмигрантом и с большой непринужденностью променял сталинский коммунизм на российский гитлеризм и национализм. Такой переход, очевидно, очень легок и не требует особого психического надлома.
 
Дмитриевский приветствует Сталина, как правителя СССР, всей своей политикой подготовившего неминуемый возврат России к формам национальной монархии. Он ценит в Сталине человека, очистившего правящий Кремль от засилья Троцкого, Каменева, Зиновьева и других евреев, или. как выражается Дмитриевский, "нерусской части коммунистической партии". Он радуется, что Сталин настолько утрамбовал российскую дорогу, что страна чрез национал-коммунизм будто быстрыми шагами идет к национальному строю, возглавляемому настоящим православным царем. В этом процессе движения к завтрашнему царю - по его мнению - "многие люди сегодняшнего дня и сегодняшней правительственной советской верхушки найдут себе место".

Книга Дмитриевского преисполнена восхвалениями величия советского диктатора. Автор накидывается на Троцкого, якобы "из семитской завистливости" распространявшего по миру "карикатурно-уродливый образ Сталина". Дмитриевский не жалеет красок, чтобы показать Сталина как подлинного сверхчеловека, с нечеловеческой силой воли, "крепкого и гибкого, как сталь", беспредельно широкого, непреклонного, но в то же время прозорливого, словом, истинного кормчего, вполне отвечающего направлению советского корабля. А что на самом деле представляет собою Сталин, если смотреть на него не через призму этой дифирамбической литературы? В годы юношества будущий повелитель России учился в тифлисской духовной семинарии, подготовляясь к сану православного попа.
 
Потом у него произошел перелом, семинария оставлена и учение отцов православной церкви и казуистика катехизиса сразу сменены на революционное учение - Марксизм. Как ни велик перелом, но духовную организацию Сталина он мало изменил: он был и остался ординарным семинаристом, примитивно вложившим в свой мозг несколько усвоенных им "абсолютных" истин. В годы революции Сталин связал свою жизнь с жизнью госпожи Аллилуевой, происходящей, как на то указывает и ее фамилия, из настоящей православной поповской семьи. Весьма возможно, что и это обстоятельство повышает ценность Сталина в глазах Дмитриевского, так как он сам тоже происходит из духовной семьи. Умственный багаж Сталина к началу революции был ничтожен до крайности. На всех, с кем он встречался, он неизменно производил впечатление неразвитого и ограниченного человека. И если все-таки он в то время состоял членом Центрального подпольного комитета большевиков, то, во-первых, потому, что комитет состоял не из гениев, а, во-вторых, потому, что титул дан был Сталину не за ум, а за то, что в 1907 г., в трудную минуту, когда большевистская организация остро нуждалась в деньгах, он принял участие в ограблении артельщика тифлисского отделения Государственного банка и этой экспроприацией укрепил партийную кассу.
 
В 1922 г., уже став сановником, он пробует пополнить свое образование и читает Ленина, всегда только Ленина и больше никого. Но и Ленина он читает так, как читал в семинарии отцов церкви, т.е. механически вкладывая в голову прочтенные "правила", "законы" и "заветы". После смерти Ленина он начинает пересказывать различные ленинские мысли и из пересказов, пересыпанных непрестанными цитатами и ссылками на Ленина (как на священное писание), делает не имеющие никакой ценности брошюрки. Однако они печатаются во множестве, в миллионах, на казенный счет, а когда Сталин становится диктатором, окружающие его люди объявляют эти брошюрки "великими научными трудами", делающими из него "лучшего ученика Ленина" и теоретика, дополняющего учение Маркса.
 
Некоторые лица, читавшие в переводах кое-какие из речей, произносимых Сталиным, в особенности в последнее время, отметят, что в них все-таки есть интересные цифры, кое-какая документация, мысли и выводы. Но нужно же знать, что весь этот материал заранее приготовляется для Сталина, сортируется, разжевывается бесчисленным штатом его секретариата и разными комиссиями. Сталину, в сущности, остается лишь немудрое занятие "произнесения речи". Творческая неспособность Сталина совершенно неоспорима. Из круга идей, именуемых сталинизмом, нет ни одной, которая бы принадлежала ему. Все самым беззастенчивым образом заимствовано у других. Одна характерная черта личной жизни Сталина. Он обожает пианолу - механическую рояль. Прихлебывая специально привозимое для него с Кавказа вино, нажимая на педали, он подолгу любит "играть на рояли". Он забывает, что это механическая пианола. Ему кажется, что это его пальцы воспроизводят из "Кармен" любимую арию "Торреадор, смелее в бой".
 
Можно сказать, что такую же механическую игру с чужими идеями он производит и в общественно-политической жизни
 
Он беззастенчиво берет у других идеи, вставляет их, как механические валики, в свою голову и... пианола играет. В 1924 г., вместе с Бухариным, Рыковым и т.д., он резко осуждал одного из лидеров оппозиции Преображенского, предлагавшего создать "социалистическое накопление" с помощью, как тогда говорили, феодальной эксплуатации крестьян. В 1929 г., как ни в чем ни бывало, он делает предложения Преображенского осью всей своей политики. В 1924-25 гг., под влиянием Бухарина и Рыкова, он сражается против идеи "сверхиндустриализации" Троцкого. В 1929 г. он стоит за самые крайние и варварские формы этой сверхиндустриализации. Один музыкальный валик сменен другим - музыка продолжается.
 
В 1925 г. Сталин против идеи раскулачивания крестьян, защищавшейся Каменевым и Зиновьевым. Через несколько лет вся страна, по его распоряжению, покрывается "поездами смерти", уносившими сотни тысяч крестьян на принудительные работы в Сибирь и на Север. Еще в июне 1928 г. он грозит тем, кто смеет утверждать, что мелкое сельское хозяйство ни на что не способно и пережило себя. А через несколько месяцев, в мае 1929 г., он требует немедленной принудительной коллективизации деревни, доказывая, что мелкое хозяйство уже отжило. Беря чужую идею, против которой он вчера еще протестовал, объявляя ее своей, Сталин обычно усваивает ее в углубленном виде и в искаженном масштабе.
 
А так как, осененный чужой идеей, он тут же хочет действовать и так как ему принадлежит власть, то многие из идей делаются у него тем, что нож в руках сумасшедшего. Вот почему в ряде областей его политика привела к совершенно неописуемому, азиатскому побоищу хозяйства.

Придворное окружение Сталина, получающее из его руки чины и ордена, изображает его как лучшего и самого "тонкого" ученика Ленина. Этим хотят доказать бесспорность "священного права" занять место Ленина. Трюк слабый. Ленин прекрасно знал и невысокий умственный уровень Сталина, и примитивную грубость его психики, но в те времена вокруг Ленина было так мало работников, что он ухватывался за каждого, кто находился поблизости. Иллюзий относительно Сталина, хотя Ленин очень ценил его преданность, он никогда не питал. Однажды, когда к нему пришли жаловаться на Сталина, Ленин с раздражением воскликнул: "Я, конечно, знаю, что Сталин туп и груб, но, поймите же, не могу же я как гувернантка все время следить за ним! У меня есть дела и поважнее!"

Другой раз, в беседе с Ногиным, Ленин выразился еще определеннее: "Несчастье Сталина в том, что он любит простые истины, не понимая того, что очень часто такие истины являются самыми сложными. Кроме того, он все перебарщивает и все пересаливает. Если бы судьба сделала его кашеваром в казарме, Сталин каждый день пересаливал бы солдатские щи и каждый день солдаты выливали бы ему эти щи на голову. Впрочем, даже такая экзекуция не сделала бы из Сталина хорошего кухаря".

Две черты еще нужно отметить у Сталина. Это, во-первых, его любовь плести различные партийные интриги и в этих целях, как гастрономически выражался тот же Ленин, "подавать весьма острые блюда", и его сказочную, дикую грубость в обращении с людьми. Видный коммунист, с чином заместителя народного комиссара, смущенно рассказывал автору этих строк, что однажды на официальном приеме Сталин облил его таким пахучим ведром самых невероятных ругательств (с поминовением родителей), что у заместителя народного комиссара задрожали ноги, и "поверите, даже живот заболел".
 
Что грубость в обращении с людьми, как результат отсутствия элементарной внутренней культуры и присутствия явного нутра азиатского сатрапа, превосходит у Сталина все допустимые пределы, видно из следующего факта. В так называемом предсмертном Завещании Ленина, где он характеризует сподвижников и наследников своей власти, имеется категорическое требование убрать Сталина с поста секретаря Центрального комитета именно за грубость, ибо она здесь, на этом посту, указывает Ленин, может принести неисчислимый вред коммунистической партии...

Мы не характеризовали бы достаточно душевной материи советского диктатора, если бы не сказали о его воле
 
Оценка воли в наше время, особенно при повальном увлечении спортом, чрезвычайно повышена. Один профессор в Массачусетсе недавно даже заявил, то ли серьезно, то ли иронически, что теперь мозги неважная вещь. Мозги, мол, можно иметь третьестепенные, важно иметь первоклассную волю. При весьма низкокачественном мозге Сталин несомненно обладает большой волей, но это не первоклассная воля. В ней многого нехватает, а чего-то черезчур много. А нехватает в ней элемента самого простого расчета (третьестепенного мозга!), а много в ней зоологического, животного. Так стадо буйволов, вместо того чтобы взять проложенную дорогу, прет прямо через лес, прет тупо, ломая деревья, сокрушая кустарники, обдирая до крови бока и ноги...

Таков Сталин. И вот после смерти Ленина этот "плохой кухарь", вопреки предсмертному требованию Ленина, не только не оставляет пост секретаря Центрального комитета, но, наоборот, превращает его в трамплин для скачка на престол всемогущего повелителя страны.

Посмотрим, как это произошло. Два кардинальных вопроса выплыли в 1924 г., когда после похорон Ленина коммунистическая партия с особой остротой почувствовала, что она представляет в стране лишь маленький островок, окруженный равнодушным к ней пролетариатом, безбрежным океаном крестьянского населения и мелкобуржуазным чиновничеством. Островок до сих пор был защищен талантом Ленина, но Ленина нет, и "что с нами теперь будет?" - горестно вопрошали себя коммунисты. Заменившая Ленина многоголовая директория решила, что прежде всего нужно расширить базу власти. С этой целью был произведен чисто солдатский набор, так называемый Ленинский набор, когда триста тысяч людей с фабрик и заводов были одним махом включены в коммунистическую партию, и, таким образом, "припущены" к власти. Этого мало. Нужно было не только расширить опору, базу, но и укрепить самое власть. А в подсознании, да и в сознании каждого из советских сановников это означало укрепление единоличной власти по примеру власти Ленина.
 
Власть должна принадлежать мне! - решает Троцкий
Никогда! - отвечают Каменев, Зиновьев, Бухарин, Сталин, Томский и т. д.
 
И вот началась драка пауков в партийной банке, и в результате Сталин оказался наверху. Второй вопрос, органически связанный с первым, это разработка пятилетнего плана индустриализации страны. Не забудем, что если в понимании страны, всей беспартийной интеллигенции и специалистов пятилетний план был средством возрождения экономики страны, то для коммунистов он имел еще одно особо важное - политическое - значение. Быстрым строительством фабрик и заводов они хотели возможно скорее, хотя бы искусственно, увеличить численность пролетариата в стране и противопоставить его крестьянству. Наверху с дрожью думали, что в один серый день безбрежный крестьянский океан зальет коммунистический островок, для стольких из них бывший "блаженным островом власти и счастливой жизни". Для спасения коммунистической власти, для ускоренного увеличения массы пролетариата нужны усиленные темпы индустриализации! - провозглашал Троцкий.
 
А откуда на это взять средства? - вопрошали Рыков, Бухарин, Томский и т.д. И здесь снова, как в драке за единоличную власть, разражались ожесточенные споры и грызня. Конечно, грызня могла происходить только в узкой партийной банке. Вынести дело на широкий простор страны, спросить ее мнение было бы буржуазным демократизмом, несовместимым с идеей диктатуры! Дело можно было секретно варганить промежду себя в партийных канцеляриях, т.е. именно там, где Сталин в качестве секретаря Центрального комитета мог проявить свою страстишку к интригам и к различного рода мелкому шулерству и различной подтасовке партийного мнения с помощью жульнического комплектования составов делегатов и комитетов. В этом занятии ему все помогали. Когда валили Троцкого, на одной стороне, вместе со Сталиным, были и будущие троцкисты Каменев и Зиновьев. Скоро, однако, они сами, как глупые мухи, влопались в партийную паутину, сплетенную при их же участии. А потом, позднее, в ту же паутину попадаются один за другим Бухарин, Томский, Рыков.

Сравнивать возвышение Сталина с возвышением Ленина - значило бы совершенно незаконно унижать Ленина, ибо Ленин взлетел в Кремль на гребне массовой революционной волны, тогда как Сталин возвысился на путях мелкой придворной интриги. Различными операциями в партийной банке Сталин устранил со сцены сначала "нерусскую часть директории" (Троцкого, Каменева, Зиновьева), а потом и русскую часть (Бухарина, Томского, Рыкова), в результате осталась одна кавказская часть, и пред нею партия окончательно склонилась ниц.
 
Рыков в качестве председателя Совета народных комиссаров держался на своем посту до конца 1930 г., но он уже не был страшен Сталину, так как к концу 1928 г. Сталин открыто решается короновать себя званием "вождя партии". Борьба за единоличную власть была окончена, а вместе с нею было покончено и с коммунистической партией.
 
Она умерла, превратившись в массу испуганных чиновников, задавленных сапогом возвысившегося вождя

Сталин не остановился на этом этапе. Он шагнул дальше, и если Ленин в качестве правителя был, так сказать, просвещенным абсолютным монархом, то Сталин с 1929 г. с громадной быстротой стал превращаться в чисто восточного типа самодержца-сатрапа. Эту последнюю эволюцию московского правителя нельзя объяснить мелкими событиями в "партийной банке"и в узкой сфере сановного Кремля. Ее можно понять лишь из всей общей экономической и социально-политической обстановки, создавшейся в стране в процессе практического проведения пятилетнего плана.
 
Осуществление пятилетки, а безумная мысль все пересаливающего диктатора приказала увеличить ее задания и провести ее не в 5 лет, а в 4 года, - неминуемо и неизбежно должно было родить самую чудовищную диктаторскую власть. Беспорядочная и дикая спешка строительства множества новых фабрик и заводов требовала от страны невероятных средств. Их не было. И их решили выбить из страны с пулеметом в руках. Коммунистическая мысль пришла к убеждению, что для реализации пятилетки, для получения в стране средств нужно:
 
1). Насильственно коллективизировать деревню и с помощью чисто крепостных колхозов заставить ее отдавать даром продукты ее труда. Коллективизация к тому же, являясь экспроприацией крестьянства, должна была создавать миллионы новых дешевых рук для строительства заводов-гигантов.
 
2). Нужно было сжать в бараний рог рабочий класс, принудить его за грошовую плату истощать свои силы, день и ночь ударничая во имя сверхиндустриализации.
 
3). Расстрелами, ссылками, обвинениями во "вредительстве" терроризировать интеллигенцию, инженеров, техников и такими мерами создать из них беспрекословных исполнителей всех велений пятилетки.
 
4). Окончательно милитаризировать коммунистичесикую партию, увеличить ее многими тысячами новых членов, чтобы с помощью людей, не боящихся крови, не знающих ни колебаний, ни жалости, ни стыда, ни чувства омерзения, создать грандиозный аппарат надзирателей над выполнением пятилетки.

Могли ли все эти мероприятия осуществиться без возвышающегося над всем и всеми самодержавного кулака? Конечно, нет. Разумный пятилетний план в том виде, в каком его первоначально предлагали знающие беспартийные специалисты, можно было провести без диктатуры, но за пьяную сталинскую сверхиндустриализацию без кнута свирепой диктатуры приниматься было никак нельзя. Лучшее тому доказательство, что несмотря на неслыханный террор и страдания измученного населения, громадная часть заданий пятилетки все равно не проводится.
 
Сталинская пятилетка предполагала наличие диктатуры и в ходе своего осуществления ее сама выпестовала. Не будь Сталина, диктатором был бы кто-нибудь другой. И если в конце концов, Сталин из вождя партии прыгнул в диктаторы, в этом нет ничего удивительного. Наличность у Сталина воли, его не знающий глубоких размышлений мозг, его азиатская грубость, полнейшее равнодушие к человеческой жизни были исключительно уместны для кандидата в диктаторы, который хочет построить "истинный коммунизм", шествуя по крови и невероятным человеческим страданиям.

Оглавление

 
www.pseudology.org