| Валентин Исаакович Рабинович | |
| Папа римский | |
Казалось бы,
какое дело мне,
еврею, к тому же родившемуся в
атеистической семье, бывшему поочередно пионером, комсомольцем,
коммунистом, до
Понтифика Римской католической церкви? И уж тем более, какое дело ему
до меня?
Но жизнь –
сложная штука. Более того, жизнь – слаженная штука. Сквозь видимую паутину
хаотических случайностей в ней проглядывает каркас закономерных
необходимостей, связывающих всё со всем и каждого с каждым. Иногда
непосредственно, чаще через что-то и кого-то.
Первый раз я обнаружил свою связь с Ватиканом через что-то. Этим чем-то оказалась затеянная мною в моем журнале новая рубрика – «Глубокий эконом», реминисценция из «Онегина»: «Бранил Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита и был глубокий эконом». Под этой рубрикой я помещал нобелевские речи лауреатов-экономистов, и в процессе подготовки одной из них к публикации наткнулся на библиографическую ссылку на энциклику одного из римских пап, посвященную частной собственности. Будучи по своему невежеству поражен тем, что духовные вожди, оказывается, не чураются сугубо материальных предметов, я решил ликвидировать подобное невежество и у других граждан России – найти эту энциклику, перевести с латыни на русский язык и опубликовать. И начал с того, что взял свою записную книжку, раскрыл ее на букве «ш» и позвонил Юлику. Юликом в нашей редакции звали одного из любимых наших авторов – Юлия Александровича Шредера, дважды доктора – физико-математических наук и философских наук. Но любили мы его не за образованность, а за рисковость. Создавая журнал, мы с моим другом Мишей Черненко с самого начала задумывали его как антидогматическую трибуну. А Юлик был, можно сказать, пропитан антидогматизмом. В каждой своей статье он на разные лады развенчивал саму возможность одного-единственного правильного взгляда на что бы то ни было, подрывая тем самым главные устои советского идейного монолита. После публикации очередного сочинения Юлика в редакцию непременно приходило из какой-нибудь тьмутаракани письмо с такими, примерно, словами: «Ребята, пожалуйста, будьте поосторожней – вас же прихлопнут!» Мы, конечно, и так старались быть осторожными. 2 В номера со статьями Юлика заверстывали какую-нибудь другую наживку для цензора – то рассказик Булгакова, то рисуночек грибка-подосиновика, смахивающего на фаллос, отвлекая таким образом внимание идейного цербера от очередной мины, заложенной Юликом под идейный фундамент «реального социализма». Любили мы Юлика еще и потому, что он любил нас. Он доказал это, в течение недели, ежедневно, забросив все свои дела, приезжая вместе с нами из Москвы в город Чехов, где тогда печатался наш журнал, в почти полумиллионном тираже которого по указанию секретаря ЦК КПСС Зимянина надлежало выдирать по одной странице с непонравившимся ему рисунком. Но все это, конечно, не объясняет того, почему, возжелав добыть папскую энциклику, я позвонил именно Юлику. Между тем, все объяснялось очень просто. Кроме того, что Юлик был физиком, кроме того, что Юлик был философом, кроме того, что он был нашим другом, и даже не кроме того, а прежде всего – Юлик был католиком. И не просто католиком, а одним из лидеров католической общины Москвы. Через неделю после моего звонка Юлику на моем столе лежало впервые переведенное на русский язык одной из духовных дщерей Юлика папское послание Rerum novarum, начинавшееся словами: «Нашим досточтимым братьям, Патриархам, Митрополитам, Архиепископам и Епископам», – а кончавшееся: «Дано у Св. Петра в Риме, мая пятнадцатого дня, 1891 года, Нашего первосвященнического служения в год четырнадцатый. Лев XIII Папа», между каковыми словами содержалось научное и моральное обоснование естественного права человека владеть собственностью. «Невозможно привести все человечество к одному уровню, – увещевал Город и Мир Первосвященник. – Социалисты могут напрягать все свои силы, но тщетна будет всякая борьба с природою. 3 Люди различаются способностями, прилежанием, здоровьем, силою, и из этого неравенства неизбежно вытекает неравенство образа жизни. Вмешательство государства было бы не только несправедливо, но повело бы так же, без всякого сомнения, к смятению всех классов общества и обрекло бы их на гнусное и невыносимое рабство. Оно открыло бы дверь взаимной зависти, злословию и ссорам. Источники благосостояния иссякли бы сами собою, ибо никто не имел бы интереса проявлять свои таланты или свое трудолюбие. И тот идеал равенства, о котором так много говорят, оказался бы в действительности низведением всех до одного и того же состояния нищеты и бесчестия». Можно подумать, что Ленин и Сталин поставили своей целью доказать на практике абсолютную правоту Льва XIII, именно для этого создав партию большевиков, совершив Октябрьскую революцию, проведя всеобщую коллективизацию и гулагизацию, доведя до состояния нищеты и бесчестия одну из самых богатых в мире по своим природным ресурсам стран. В мае 1991 года, когда весь мир отмечал столетие выступления Ватикана против угрожавшей человечеству социалистической утопии, Rerum novarum прорвалась, наконец, и к русскоязычному населению земли. Я напечатал энциклику в альманахе «Завтра», выпускавшемся в первом московском частном издательстве «Текст», организованном моими товарищами по журналу. 4  А
вскоре, получив аудиенцию у Его Святейшества Папы
Иоанна
Павла Второго, Юлик преподнес ему экземпляр этого альманаха, раскрыв
его на сто семидесятой странице, на которой Папа смог прочесть –
действительно смог, поскольку умел читать по-русски, – любезное его сердцу
название знаменитой
энциклики одного из своих знаменитых предшественников.
Вручая Юлику альманах для передачи Папе Римскому, я очень надеялся, что у того никогда не появится свободное время для рассматривания всего альманаха. Дело в том, что на его обложке изображено одно из не самых известных изобретений Леонардо да Винчи и приведена начертанная его рукой формула этого изобретения: «Сидению нужника дай поворачиваться, как окошечку монахов, и возвращаться в свое исходное положение противовесом». Но я ошибся. Прежде чем передать врученный ему Юликом альманах представлявшему Юлика кардиналу, Римский Папа Иоанн Павел Второй взглянул на обложку и, сходу распознав чертеж великого итальянца, соизволил улыбнуться. Источник Оглавление |
|