| Валентин Исаакович Рабинович | |
| Голод | |
 «Печальную
картину народного банкротства в экономическом и нравственном отношении
начертывает нам славянский патриот». Эти слова могли бы характеризовать
положение России
к концу ХХ столетия.
Между тем, сказаны они были о книге «Политичны думы», написанной сербским
католическим священником
Юрием
Крижаничем в середине XVII-го.
«Главный вред для общего блага, – писал о допетровской Руси
Крижанич,
– проистекает от незнания самого себя, когда люди сами себя, свои обычаи
излишне любят, когда считают себя сильными, богатыми, мудрыми, не будучи
на самом деле таковыми».За триста лет, прошедших с той поры, изменились только формы, в которых выражается экономическое и нравственное банкротство русского народа, суть же осталась неизменной – в стране продолжают царить самообман, беззаконие, взяточничество, воровство, разбой, разбазаривание сырьевых и трудовых ресурсов, голод. Основной идеей народа остается идея о своем моральном превосходстве над всеми другими народами, основным стремлением стремление к навязыванию своего образа мыслей и жизни другим народам с помощью силы. Такое постоянство не может быть вызвано случайным стечением обстоятельств. Оно является следствием каких-то закономерно действующих определенным образом причин, лежащих в основе материальной и духовной жизни населения России. Чем только ни пытались философы и историки объяснить особенности российской истории, российского образа мыслей и действий. Одни обращали внимание на огромность ее территории, позволяющую, нагадив в одном месте, перебираться на другое, покамест не загаженное. Другие – на отсутствие сильных народов и государств на севере, юге и востоке – вплоть до Ледовитого и Тихого океанов, до горных хребтов Кавказа, Памира, Алтая, до полупустынь и пустынь Средней и Центральной Азии. Третьи – на исконное вольнолюбие русского народа. Четвертые – на исконную его терпеливость. Пятые – на его невежество, проистекающее из-за перевода Библии Кириллом и Мефодием на славянский язык, вследствие чего у россиян не возникло необходимости изучать латынь, без чего оказалось невозможным освоение накопленных в древности знаний. 2 Несмотря на полную или частичную правильность всех этих и многих иных суждений по сему предмету, ни одно из них не отвечает знаменитому правилу Козьмы Пруткова – «Зри в корень!» И в моем поколении, и практически во всех поколениях народов Российской империи, как в монархическом ее исполнении, так и в социалистическом, вряд ли можно что-нибудь понять, отрешившись от коренной, а именно экономико-географической ее особенности: в течение всего второго тысячелетия христианской эры эта территория всегда представляла собой зону рискованного земледелия и рискованного скотоводства, зону постоянных неурожаев и бескормиц, постоянного голода, постоянной угрозы голодной смерти. Именно эта угроза определила преобладающие особенности национального характера народов, населявших эту территорию, их менталитет. Когда-то, в «Сказках об Италии» Максима Горького, мне попалась навсегда врезавшаяся в мою память афористическая фраза: «Если от многого берут немножко, это не кража, а просто дележка». Фразу эту Горький вложил в уста итальянского гавроша. Однако под ней мог бы подписаться – если б, конечно, умел – и любой российский мальчишка, вовсе не обязательно беспризорный. А любой российский взрослый, который подписываться остерегся бы, в душе согласился с ее справедливостью. Поэтому в России всегда брали взятки, воровали, грабили. Поэтому Радищев видел героя в Стеньке Разине, а Пушкин – в Дубровском. Поэтому Россия всегда, под любым флагом – православным, славянским, коммунистическим – вела захватнические войны, постоянно увеличивавшими ее территорию. И все, что свершалось на ней в новейшее время – эсэровские «эксы» (экспроприации), грандиозный большевистский «экс» Октябрьской революции, переделы собственности под лозунгами классовой борьбы, борьбы с буржуазным национализмом и космополитизмом, коллективизация, депортация десятков народов, насаждение просоветских режимов по всему миру, вплоть до глухих уголков Юго-Восточной Азии, Центральной Африки, Латинской Америки, – все это, если глядеть в корень, было следствием царившего на Северо-Востоке Евразийского материка страха голодной смерти. И державность отсюда. И беспредел отсюда. И мат. И «гулящие люди», казаки, бичи, бомжи. И беспризорные дети. И бездомные собаки. Будучи следствием постоянных неурожаев и бескормиц, страх голодной смерти был одновременно и одной из их причин – из-за постоянных переделов собственности и войн. Из этого порочного круга Россия не может выбраться по сей день. 3 Сколько помню себя ребенком, подростком, юношей, я всегда был голоден. Не только в годы Первой пятилетки, когда впервые после провозглашения Новой Экономической Политики в стране была введена карточная система и самым большим лакомством для меня стал тоненький кусочек черного хлеба, намазанный прозрачным слоем маргарина. И не только в годы Ленинградской блокады, когда не только маргарин, но и нормальный черный хлеб были недосягаемой мечтой. А именно всегда. Мне было восемь лет, когда мама отнесла в Торгсин единственную серебряную вещь, имевшуюся у нас в семье – дутый браслетик, подаренный ей чуть ли не в детстве, и принесла мне парусиновые спортивные тапочки, без которых меня не брали в летний школьный лагерь. Оставшихся бон хватило на два килограммовых пакета ирисок «Прима», которые были тогда невиданной роскошью. Принеся домой тапочки и ириски, мама убежала на работу. Придя из школы, я обнаружил сладкий клад в шкафу и один за другим, незаметно для себя, опорожнил оба пакета. Второй подобный случай произошел, когда я был двумя-тремя годами старше. Мы жили тогда на даче в Фирсановке – я и бабушка Фрума. Я полез под кровать за укатившимся мячиком и увидел там батарею трехлитровых банок со сваренным бабушкой Фрумой сливовым повидлом. Не долго думая, вообще не думая, машинально, открыл одну из банок, запустил туда руку и облизал ее, после чего устроился поудобней и без особой торопливости, поскольку бабушка Фрума находилась в это время в саду, продолжил свое занятие. Последние порции повидла доставать без ложки, просто рукой, было не очень удобно, поэтому я лег на спину, приставил банку отверстием ко рту и ждал, пока густая, как смола, вкуснятина не сползла по стенкам банки вниз вся без остатка. Оба эти пиршества, насколько мне помнится, не причинили моему желудку особых бед, чего нельзя сказать о третьем подобном случае, приключившемся со мной уже в далеко не детском возрасте. 4 Меня демобилизовали из Красной Армии в ноябре 1946 года. Тот год был одним из самых голодных для нашей страны, как это всегда бывает после больших войн. А я, к тому же, все еще не отошел от блокады – и физически, и, особенно, психически. Перед Новым годом моя молодая жена и ее мама решили заняться изготовлением торта, да не какого-нибудь, а памятного с довоенных лет «Наполеона». Для «Наполеона» нужны, как минимум, четыре ингредиента: пшеничная мука, куриные яйца, сливочное масло и сахарный песок. Из муки пекутся коржи, из яиц, масла и песка варится крем. Ни муки, ни яиц, ни масла не было в помине. Но за войну русские женщины, которые коня на скаку остановят, в горящую избу войдут, научились варить суп из топора. Вместо муки моя теща взяла овсяные хлопья «Геркулес», которые изредка выдавали на детскую карточку, и соорудила из них некое подобие коржей. Вместо яиц, масла и сахара моя жена взяла банку сгущенки, которую иногда выдавали на рабочую карточку, и немножко над сгущенкой поколдовав, приготовила некое подобие крема. Намазав второе подобие на первое подобие, выложив полуфабрикат торта на круглое блюдо – дозревать, кондитеры отправились в распределитель, к которому мы были прикреплены, отоварить чем Бог пошлет оставшиеся неотоваренными карточки за декабрь, оставив меня наедине с будущим «Наполеоном». Первое рукоприкладство к нему я совершил из чистого любопытства – так мне во всяком случае в ту минуту представлялось. Но когда я это любопытство удовлетворил, то к совершенно искреннему удивлению обнаружил перед собой абсолютно чистое блюдо. А через некоторое время почувствовал, что находящийся в моем животе «Наполеон» продолжает дозревать, увеличиваясь в своем объеме буквально с каждой минутой. Когда женщины с авоськами в руках вошли на кухню, они нашли меня катающимся по полу с закушенной до крови губой. Как я тогда не помер от заворота кишок, не понимаю до сих пор. 5 Сколько себя помню, и в детские годы, и во взрослые, в какой бы дом я не пришел, первым делом меня усаживали за стол. И сам я, когда в мой дом приходил гость, первым делом предлагал ему угоститься чем Бог послал. Российское и вообще восточное гостеприимство не надо считать следствием особенного человеколюбия россиян и народов Востока. Уж какое там человеколюбие! Аттила, Тамерлан, Батый, Иван Грозный, Петр Первый, Ленин, Сталин… А совсем близкие к нам события в Иране, Афганистане, Чечне? А постперестроечная российская явь, когда массовой профессией стал киллер, а массовым средством получения средств к существованию – вымогательство вплоть до похищения людей? В точно таком положении, в каком вот уже тысячу лет находилась северо-восточная Евразия, находится сейчас и почти все южное полушарие и обширные земли, примыкающие к нему с севера в Африке, в Азии, в Латинской Америке. Было бы странно, если бы россияне не нашли бы с их населением общий язык, как это уже бывало во времена Золотой Орды и в третьей четверти ХХ века, и не попытались организовать вновь глобальный передел собственности или, по меньшей мере, в таком переделе поучаствовать. Хочется думать, что такая попытка не будет удачной – кто бы ее ни решился возглавить. Эпоха экстенсивного хозяйствования – приумножения богатств за счет приумножения территорий и вообще захвата чужой собственности явно подходит к концу. На наших глазах народы многих стран в течение жизни одного поколения сумели выскочить из постоянно грозившей голодной смертью нищеты. Прогрессивные современные технологии, рациональная организация труда зажгли свет в конце туннеля для всех жителей Земли. Знать бы еще только, какая у этого туннеля длина… Источник Оглавление |
|