| Валентин Исаакович Рабинович | |
| Фольклор | |
Распространеннейшим видом народного творчества в СССР были, как и в
Киевской Руси,
граффити,
то есть надписи на стенах. Но в отличие от Средневековья, когда темные
народные массы испещряли надписями стены храмов, в просвещенную
коммунистическую эпоху люди, потеряв такую возможность вследствие закрытия
и разрушения таковых, оставляли рукописную память о себе, нередко
сопровождаемую изображениями своих сексуальных фантазий, на стенах
общественных туалетов.
Не становясь
в позу чистоплюя и не отрицая определенного общественного интереса,
который представляет этот вид
фольклора, я все же решил не выносить его образчики на страницы
Я-Энциклопедии – по той чисто эгоистической причине, что лично мне он
никогда не доставлял удовольствия. Единственным исключением оказалась
надпись, которую я обнаружил в 1946 году на стене туалета Ленинградского
Дома Писателей имени Герцена:Я так хочу отдать мочу, что, отдавая, хохочу. Тогда же уцелевший в блокаду ленинградский писатель Семен Бытовой сообщил мне, что в конце 20-х годов на той же стенке красовалось двустишие заглянувшего в туалет Владимира Маяковского: Хер цена вашему Дому Герцена. Кстати уж, среди ленинградских литераторов ходило неизвестно кем сочиненное четверостишие, касавшееся особы вышеупомянутого ленинградского писателя: Семен Михайлович Буденный Семен Михалыч Бытовой Один для жизни создан конной, Другой для жизни половой 2 С большим количеством фольклора мне довелось столкнуться в армии, в которой я находился шесть лет – с 1940 по 1946 год. Наиболее глубокий пласт его относился к временам досоветским. Например, песня «Поручик»: Раз ехал в поезде один военный, обыкновенный поручик-франт По чину своему он был поручик, от дамских ручек был генерал Сидел он с края, все напевая: Провирвиртуци-туци-наци наци-туци вирвирца Жизнь, как с перцем, шишкой вертим, ламца-дримца-опцаца! На станции одной, весьма серьезна и грациозна, вошла мадам Поручик увидал великий шанец и сразу к ручкам мадам припал Поручик хочет, мадам хохочет. И началось провирвиртуци туци-наци вирвирца Жизнь как с перцем, шишкой вертим, ламца-дримца-опцаца! Вот поезд подошел к желанной цели. Гляжу я в щели: мадам уж нет, сидит поручик весь в изнеможенье, с опухшим хером и без штиблет Погиб поручик-чик-чик-чик от дамских ручек-чек-чек-чек, и подцепил он триппертуци туци-наци вирвирца Жизнь как с перцем шишкой вертим, ламца-дримца-опцаца! 3 С царских времен дошла до нас и другая бытовавшая в армии песня, которая не могла быть сочинена ранее Первой Мировой войны, поскольку в ее тексте упоминается боевое средство, до 1915 года не применявшееся: …А там, на комбаторском пункте, отравленный хлорной волной, под разбитой треногой буссоли умирал командир молодой… Припев же этой песни: Марш вперед, друзья, в поход батарея стройся! Звук лихой зовет нас в бой Заряжай, не бойся! – был явно содран с известного в армии Российской империи Марша черных гусар: Марш вперед, друзья, в поход черные гусары! Звук лихой зовет нас в бой, поднимайте чары! Да и вся песня артиллеристов пелась на мотив этого марша, начинавшегося словами, впоследствии, лет через сто после их сочинения, вдохновившими Эльдара Рязанова на роскошное начало роскошного фильма: Оружьем на солнце сверкая, под звуки лихих трубачей, по улицам, пыль поднимая, проходил полк гусар-усачей… 4 Дожил до моего призыва в Красную Армию и фольклорно-песенный пласт времен Гражданской войны. Чаще всего в полку, в который меня определили, пели модернизированного в Гражданскую войну дореволюционного «Пулеметчика», сконструированного по принципу, авторство которого нередко приписывается родившемуся, по меньшей мере, тридцатью годами позже мастеру однострочного стиха Владимиру Вишневскому. Запевала провозглашал первую строку песни, а затем хор повторял ее, причем дважды: Запевала: Я пулеметчиком родился, в команде «Максима» возрос Хор: Я пулеметчиком родился, в команде «Максима» возрос Я пулеметчиком родился, в команде «Максима» возрос Я пулеметчиком родился, в команде «Максима» возрос… Модернизация же заключалась в том, что после первого куплета в нашем полковом варианте следовали слова, которые были рождены именно в Гражданскую войну: Мы в бой поедем на тачанке и пулемет с собой возьмем Как известно, тачанка была изобретением Нестора Махно. В 1945 году, вскоре после Дня Победы, я услышал однажды, как шедшая в баню соседняя батарея завершила эту старую историю новеньким, политически выверенным призывом: Вперед! Мы – сталинцы лихие, не в первый раз нам наступать! 5 В армии мне довелось значительно пополнить и мои знания по части блатного фольклора, достаточно убогие в школьные годы, потому что в школьной среде гораздо более широким распространением пользовался городской фольклор. Дореволюционный: Ах, мать моя – артистка, отец мой – капитан, сестренка – гимназистка, А сам я – хулиган Я мать свою зарезал, отца свого убил, а младшую сестренку в колодце утопил НЭПовских лет: У Лукоморья дуб срубили Златую цепь в Торгсин снесли Русалку паспорта лишили Кота в пушнину превратили А лешего сослали в Соловки Тридцатых годов: Мустафа дорогу строил, Мустафа по ней ходил А Жиган его зарезал А Жиган его убил 6 Русский характер, в отличие, скажем, от древнегреческого, вообще не склонен к катарсису, или, в отличие от американского, – к хэппи-энду. Путинское «мочить в сортире» в этом смысле обнажает его русское нутро, можно сказать, до самого дна. Разин топит свою княжну. Ермака топит Кучум. «Варяг» топит сам себя. А «братец Иванушка»? А «Бесприданница»? А «Леди Макбет Мценского уезда», исхитрившаяся не только сама прыгнуть в воду, но и утянуть на дно своего неверного возлюбленного? Без большой натяжки, мокрое место можно назвать общим местом русского гения. Но я немного отвлекся… Одной из самых колоритных фигур, встретившихся мне в моей армейской жизни, был Вася Минченко – бывший вор, начавший войну командиром орудийного расчета, а кончивший капитан-лейтенантом медицинской службы. В годы войны Вася прославился многими подвигами, но более всего тем, что в разгар блокады, когда Ленинград лишился электроэнергии, пробрался в немецкий тыл и вывез оттуда в расположение нашей части немецкую походную электростанцию. А до войны, когда мы коротали наши дни в полковом военном городке в Девяткино, он любил петь нам, вчерашним школярам, настоящие ленинградские блатные песни, с настоящим блатным приплясом, которого, к сожалению, я не могу здесь воспроизвести. Кое-что из его репертуара с тех пор застряло у меня в памяти на веки вечные: …Сижу я, цельный день скучаю, в окно железное гляжу, а слезы катятся, братишки, постепенно по исхудалому лицу… …Бедный мальчишка с разбитой башкою три дня уж на нарах лежал Бедный мальчишка с разбитой душою из центра кассацию ждал… …Зачуха Сонька, и что ты задаесся? Подлец я буду, на тебя упал Я знаю всех, кому ты отдаесся, мне Ванька-Грач по блату рассказал… Маленький комментарий. «На тебя упал» – на фене, блатном жаргоне, означает «влюбился». Это типичное заимствование из английского языка: по-английски «влюбиться» – fall in love, буквально «упасть в любовь». Подобные заимствования, скорее всего, пришли к нам через портовые города, по большей части, через Одессу, но как видно, кое-что и через Питер Источник Оглавление |
|