Воспоминания Марии Борисовны Цизман-Тит Часть 3 Вернулся Емельян с водкой, они выпили и поехали домой   Вскоре Богдан уехал в Казахстан, вернулся с матерью 22 июня 1947 года, её звали Катя, а через 4 дня, 27-го, я родила Люсю, пробыв в декрете 2 месяца и 17 дней вместо положеных по закону 30-ти дней. Вернулась из роддома в свой угол, теперь и свекровь спит рядом с нами, и Люся в железном корытце. Я стала звать свекровь мамой, было ей 67 лет. Немного о семье Богдана. Его дед Сальмэн Тайт родился в благородной семье, но он был 4-м ребёнком и наследство ему не светило, по немецким законам всё отходило старшему сыну. Искать счастья он поехал в Россию, был образован, стал чиновником, в Энгельсе имел 2-х этажный каменый дом, имя и фимилию носил уже на русский манер – Соломон Тит.   Его сын Соломон Соломонович, отец Богдана, родился 8 сентября 1870 года, в 16 лет ушёл из семьи после ссоры с отцом, был он зажиточным, но имел страсть играть в карты, иногда бывало уедет играть на тройке лошадей, а вернётся на одной, затем снова их отыграет. Был он вспыличивый, физически сильный, однажды убил свою лошадь кулаком, когда та заупрямилась, умер он в апреле 1938 года от грыжи. Мать Богдана, Екатерина Богдановна (девичья фамилия Мецкер) родилась в 1879 году. И у Соломона, и у Кати это был 3-й брак. От первых двух мужей у Кати было 12 детей, половина из которых умерли во время голода в Поволжье, оставшихся она повезла в Петроград, так как там открыли бесплатные столовые для бедняков, по дороге их всех потеряла от голода и тифа. В Петрограде она работала экономкой в семье юриста, затем вернулась в Повольжье и открыла там чайную, пекла тончайшие блины.   Соломон частенько играл в этой чайной в карты и друзья посоветовали ему жениться на Екатерине, чистоплотной, хозяйственной и приветливой. Богдан родился 18 сентября 1926 года, его матери было 47 лет, а отцу - 56, Соломон тогда сказал жене, что он, мол, стар, а Кате он ещё пригодится. Так и вышло, как могла старалась смягчить суровое мужнино воспитание, холила и лелеяла она своего 13-го, в школе он был одним из лучших, в конце учебного года Соломон давал директору школы три рубля поощрить Богдана за прилежание.   Правда рос он болезненным и хилым, кушал плохо и мало, но это впоследствии помогло ему выжить в трудармии, там его красивый каллиграфический почерк также помог ему не умереть с голоду, - иногда ему приходилось быть писарем при конторе. Богдан знал, что отец выигрывал золото у евреев, после его смерти пытался найти золотишко, - но тщетно, видно спрятано было оно надёжно. Осенью Емельян женился, свадьбу справляли в небольшой деревеньке в полутора километрах от нашего общежития   Стол был совсем бедный, сладкие пироги и самогон, ничего мясного, но зато очень весело. Я выпила стопку, поела, затем принесли брагу, рядом сидящий бригадир слесарей Радевич уговорил меня выпить стопку холодной, белого цвета бражки, что было потом – не помню, рвалась всё время плясать, в себя пришла, когда Богдан с комендантом притащили меня домой, я обхватила их за шеи, ноги меня совершенно не держали, покормила голодную Люсю, она тут же заснула, а я снова в пляс.   Утром соседи, а это четыре семьи и две одиночки, рассказывали про моё веселье, когда встретила коменданта – было очень стыдно, он, правда, смеялся от души. В октябре Алексей Иванович уволился и уехал, больше мы его не видели. 31 декабря 1947 года нас перевели назад в Похвистнево, к нашей радости мы получили отдельную маленькую комнату, к Тому времени у нас уже была коза. Новый 1948 год встречать было нечем, еды в доме не было, и 1-го января Богдан отправился в Малоибряйкино клеить чувашам галоши. Был сильный буран, к вечеру мы с мамой начали беспокоиться, Богдан вернулся поздно ночью и принёс немного еды, я пошла доить козу, но она тоже были голодная и молока не было, хорошо ещё её пустили на неделю в чужой сарай. 2-го января Богдан ушёл на работу и зашёл к нам Роман, с которым я дружила в 44-м году, и сказал: "Прости, Мария, какой же я был дурак и почему мы не поженились?". Он был несчастлив, женившись на учительнице с ребёнком, она на 10 лет старше его. Когда пришла мама и спросила, что за человек приходил, я всё ей поведала, а потом и Богдану рассказала, что Роман кается. В нашей 12-ти метровой комнатке стоял стол, 3 стула, две свареные железные кровати, из прутьев которых сварили кроватку для Люси, в корытце ей уже было тесно. Когда Люсе исполнилось 8 месяцев, она перестала брать грудь, я пошла к врачу и оказалось, что я беременна два с половиной месяца, это была для нас печальная весть, кормить её было нечем, она просыпалась ночью и просила "на-на", - что значило молоко, или "пу", - что значило хлеб, а были такие голодные дни, что ни того, ни другого не было, и я плакала вместе с ней. Летом я стала работать с русскими девчатами, они частенько приносили кусочки хлеба или картошку   1948 год был очень тяжёлым, мы поехали с Богданом в Бугруслан и купили вторую козу. По соседству с нами жила хорошая старушка Евдокия Антоновна, она учила меня шить и вообще давала массу толковых советов, которым я старалась следовать. Например, когда начались схватки в час ночи 31 октября, по её совету я не побежала в роддом, утром пошла в сарай, это 800 метров от нас, подоила коз и дала им сена, вернувшись, решила сходить на базар – было воскресенье.   Базар был не близко, схватки сгибали меня несколько раз, прохожие спрашивали и пытались помочь, но я упорно шла вперёд, купила 400 грамм масла и быстрей домой, мать уже сварила кофе и хлеб стоял на столе, я намазала кусок маслом, но тут меня скрутило до сильной боли, Богдан резко сказал, мол, хватит, пора идти, и мы бегом побежали в гараж, где мы работали.   Меня посадили в машину, но шофёр никак не мог её завести, подключились все ребята, наконец завели мотор и мы поехали, Богдан вернулся домой, в кабине было только одно место. Роддом был далеко, километра два, буквально за несколько метров до него сошли воды, валенки были полны и шофёр мокрый тоже, подъехав, он побежал в приёмную, выбежали, взяли меня под руки и на стол, через пять минут родила Тому, 56 см длиной и 3700 весом, белую, как бумага.   Через три часа несут Тому кормить, сестра целует её и говорит, какая она хорошая, а я думаю, как можно целовать такую крошку, к Тому же чужую. Молока у меня было так много, что мне принесли ещё троих девочек, мать их умерла при родах, а отец от них отказался, у него уже было дома пятеро детей, и он был без ноги. Девочек этих я кормила девять дней, самая маленькая из них весила всего 1,500 грамм, но сосала она долго и шустро, когда меня выписывали, врач очень тужила и всё восклицала, мол, где ещё найти такую мамашу, я и сама удивлялась, откуда у меня в такое голодное время столько молока, дома пришлось его сцеживать и выливать. На новый 1949 год пригласили в гости женщин из моей землянки, тех, что не хотели нас выпускать когда мы поженились, купили бутылку водки, приготовили ужин, они уже и забыли, но мы помнили и выполнили своё обещание, так что все остались довольны. В 1949 году стало жить чуть легче, посадили картошку, зарезали одну из коз, она была жирная, но молока давало мало   Богдан сделал маленький буфет для посуды, потом маленький шифонер, стало тесно, но уютно, все завидовали, на окнах висели занавески, сшитые мною из марлевых бинтов, полы были некрашеные и когда я их мыла, то натирала песком до желтизны. Тамару я кормила грудью 11 месяцев, а в ноябре 1949 года сделала первый аборт, который чуть не стоил мне жизни. Богдан дал мне 400 рублей и адрес в Кротовке, подпольный аборт на дому мне сделала врач, которая принимала у меня первые роды с Люсей, и сделала неудачно, я прожила у неё целую неделю и очень болела, уехала домой, но стало ещё хуже, открылось сильное кровотечение, но я боялась идти в больницу, ведь аборты были запрещены. Когда через неделю я, встав ночью, потеряла сознание, ударилась головой о сундук и лежала в луже крови, отец вскочил и помчался в гараж за машиной, утром врач сказала, что жизнь моя висела на волоске. Меня всё спрашивали, кто сделал аборт, но я не призналась, за это в то время светила статья.   В довершение ко всему за время болезни в моих густющих волосах завелись вши и злюка-врач велела сестре отрезать косы, я просила не делать этого, но мне пригрозили тюрьмой, я заплакала и меня тут-же отправили домой, где я проболела ещё два месяца, врач только однажды навестила меня, сказав, что дела мои плохи, дала таблетки и ушла, вот так тогда с нами обращались.   Как-то поздним вечером Богдан сидел в углу и делал фотографии, я заснула и мне приснился страшный сон, как будто гонятся за мной два немца на мотоциклах и хотят посадить на гвозди с током, я бежала от них и кричала на всю комнату, Богдан разбудил меня, я рассказала свой сон, он почему-то улыбнулся и продолжил своё дело, а на утро я попросила мать сварить мне молочный суп пополам с водой и с картошкой, она очень обрадовалась, ведь я ничего не ела и очень похудела, и с тех пор пошла на поправку. В 1950 году мы продали свой шифоньер и перешли в большую комнату 22 кв.м., нас уже было пятеро   До 1952 года я имела ещё четыре аборта, но делала их Евдокия Антоновна, она была мне как мать, до войны отсидела за аборты пять лет, когда её судили в Ленинграде, то судья назвал её профессором, и действительно делала она это просто виртуозно. Мой первый неудачный аборт сильно пошатнул моё здоровье и моя врач настоятельно советовала мне родить ребёнка, чтобы укрепить организм, и хотя Богдан был против, я решила воспользоваться этим советом. Хорошо помню, как нас позвали в гости наши друзья, семья Ломмок, и ночью мне приснился сон, как я разбила яйцо в стакан и обнаружила в нём маленького жёлтого цыплёночка, когда я проснулась, сказала Богдану, что я беременна и рассказала свой сон, записала число на память и всё рассчитала. День, когда ребёнок зашевелился, точно совпал с моим расчётным днём, правда родила я Свету на день раньше, в поликлинике старый врач, отправляя меня в декрет, записал день родов 25-26 июля 1953 года, когда я сказала ему, что рожу 5-го августа, он высокомерно заявил, что ему лучше знать.   Когда после родов я пришла к нему со справкой, он недовольно промычал: "Ну, Тит, твоя взяла". Вот так мой сон и сбылся. Увезли меня в роддом 1-го августа, а родила я во вторник, 4-го в 7:40 утра, с трудом, на сухую, воды давно сошли, всю меня искололи. Я, конечно, ждала сына и очень расстроилась, узнав про девочку, врач успокаивала меня, говорила, что дочурка будет самая красивая и что будет нам опорой до конца жизни, но я плакала, причитая, что уже есть две дочери, а врач стояла и смеялась. Я знала, как Богдан хотел сына, но он пришёл в роддом с бутылкой вина и прямо с порога заявил: "Не расстраивайся, она наша", ему уже всё было известно.   Когда через девять дней он привёз меня домой, я раскрыла дочурку и положила в кроватку, Богдан взял её на руки и стал целовать, это было так удивительно для меня, я помнила, что к Люсе и Тамаре он раньше двух месяцев не подходил. Я попросила Богдана пойти за метрикой и записать дочь Светой или Любовью, вернувшись, он заявил, что назвал её Митей, я стала читать свидетельство о рождении, а там записано имя Светлана, чем я осталась довольна. Моя свекровь не дожила до рождения Светы полтора месяца, умерла 15 июня 1953 года от рака желудка в возрасте 74 лет, осенью Богдана перевели в г.Отрадный (тогда ещё станция Муханово), и я жила в Похвистнево одна с тремя детьми. 10 декабря 1953 года мы переехали в г.Отрадный, получили комнату в бараке, где в основном жили водители, 16 семей имели одну большую кухню, в выходные дни часто играли в лото прямо в общем коридоре, жили дружно и весело. Летом почти каждое воскресенье большой компанией ездили на реку Кинель, купались, загорали, мужчины ловили рыбу и раков, затем варили на костре необыкновенно вкусную уху и ели все вместе, до сих пор помню её аромат.   Однажды Люся чуть не утонула в реке, Кинель – река небольшая, но опасная, полна омутов и водоворотов, её вытащил знакомый шофёр, позже и Тамара тонула в Кинеле, причём дважды, уходила далеко от песчаного пляжа по мелководью и проваливалась в глубокую яму, но слава Богу, чужие рыбаки видели и вовремя спасали, после этого страх воды остался у Тамары на всю жизнь, купается и плавает она на море только в лягушатниках, где резвятся дети, и вода по грудь. В феврале 1954 года мы поехали с Богданом в Куйбышев купить ему костюм, вернулись поздно, включили свет и Богдан ахнул: его племянник Карлуша спит рядом с Люсей и Томой.   Надо было видеть эту встречу, они плакали оба, я и сейчас плачу, вспоминая об этом   Когда началась война, Карлуша служил в армии, три месяца воевал на фронте, затем по указу Сталина его отправили на трудовой фронт, то есть они не виделись с 1939 года, почти 15 лет. У Богдана было три сестры по отцу, от его первого брака, старшая из них Лиза забеременела от парня, с которым собиралась связать свою жизнь, но Андрея убили белые в 1918 году. Когда она родила Карлушу, её отец Соломон сказал ей, что заберёт малого к себе, как только она перестанет кормить его грудью и что ей нужно ещё устраивать свою жизнь, она очень молода.   Так Карлуша и вырос в доме деда Соломона, в 1926 году, когда Карлуше было 8 лет, родился Богдан, таким образом племянник Карлуша был старше его дяди Богдана на 8 лет, Соломону было в то время 57 лет, а его второй жене Екатерине – 47 лет. Росли они вместе, как два брата, Богдану исполнилось 11 лет, а Карлуше 19, когда умер отец и дед Соломон.   Сразу после его смерти Карлуша одел и обул Богдана и отправил его в город учиться. До трудармии Богдан успел закончить 7 классов. Карлушу после фронта послали в Ульяновскую область на уборку урожая, работал бригадиром, однажды ребята из его бригады тайком взяли его лошадь и украли зерно с тока, их поймали, Карлуше без суда и следствия дали 10 лет, сначала отправили в Монголию, затем в Красноярский край, отсидел полностью срок и вышел из тюрьмы в один и тот же день с Соней, они познакомились и поженились. В 1954 году я получила право свободного передвижения   И поехала с Томой и Светой в Сибирь к маме в гости. Богдана же освободили от комендатуры только в 1956 году как переселенца из Поволжья в Казахстан. В 1954-55 годах жизнь ещё была трудная, но мы уже ели досыта хлеб и картошку, и даже держали две свиньи. Одну зарезали себе на мясо, вторую продали за 1700 рублей.   Богдан сделал деревянный сарай на санях и когда пришла осень, все, кто имел свиней, просились к нам повесить мясо и держать его на зиму. Карлуша прислал нам из Казахстана 17 центнеров пшеницы в благодарность за помощь, которую мы оказали его семье в тот приезд к нам, отдали ему кровать с матрацем, я своё пальто с шапкой передала его жене и кое-что по мелочи. Он просил прислать ему 4000 рублей на мотоцикл Иж из вырученных денег.   Мы с Богданом поехали в Черкассы смолоть эту пшеницу, провели на мельнице больше суток, молоко в моей груди перегорело и я уже не могла кормить Свету молоком, ей правда был уже 1 год и 9 месяцев. В сарае стояли два больших ларя с мукой, я продавала её по 100 рублей за пуд (16 кг), а отруби пошли на корм свинье. Из вырученых денег отослали Карлуше 4000 рублей и 12 посылок, остальное досталось нам. Когда в 1955 году мы получили двухкомнатную квартиру в двухэтажном доме на улице Нефтяников 55, Карлуша снова прислал нам 10 центнеров пшеницы, эти деньги пошли на строительство нового дома. В 1956 году с Урала приехала моя сестра Лиза со своей семьёй, мужем Борисом и двумя дочерьми Ирой и Валей, жили все 9 человек вместе в двухкомнатной квартире и через 9 месяцев они получили комнату в бараке. Я не работала после рождения Светланы, вела хозяйство, летом держали свинью и корову, на зиму их резали на мясо. Жить стало легче, и я стала поправляться. В 1956 году я уже весила 85 кг, многовато при росте 155 см., приостановилась только, когда начали строить дом, был он шлакоблочный, 9м х 6м, практически всё сделали с Богданом вдвоём, наняли лишь одного кирпичника для кладки блоков самого дома, веранду уже сложили сами, работали не покладая рук два лета, в обед ездила на велосипеде за 4 км доить корову, бывало привезу бидон молока на стройку, а к вечеру он почти пустой. Наши соседи всё удивлялись, что мы хорошо выглядим, хоть и тяжело работаем. В сентябре 1957 года мы переехали в свой дом на улице Загородной № 2, позже переименованной в улицу Гагарина   В доме были зал, две спальни, столовая, кухня и веранда, наняли работников провести отопление, а за 350 рублей нам выкопали погреб. Мужчины с нашей улицы собрались вместе и решили дать взятку, чтобы провести газ, всего месяц мы топили дровами, с газом жизнь стала много лучше, хотя работы добавилось: свинья, корова, куры, сад, огород, две школьницы и 4-х летняя Света.   Удивительная у нас была корова по имени Жданка, летом давала 24 литра молока в день, я иногда ездила в Куйбышев продавать излишки, Машину мне давал Семён Аркадьевич Ващенко, друг Богдана. Меня он уважал, но я не любила его жену Анну Петровну, хитрую, жадную и нечестную. Они частенько звали нас в гости, и мы всегда приносили бутылку водки или шампанского, но никогда не пили его, она забирала, а выставляла на стол самогон, который варила сама. По праздникам обычно собирались у нас, каждый что-то приносил, а Анька приносила один литр вина, который она ставила из яблок за две недели, то была настоящая бурда, мы всё это терпели, не хотели скандалов, очень уважали её мужа. Богдан любил столярничать, вкладывая в это ремесло всю свою душу. Его горячий нрав на удивление сочетался с аккуратностью, терпением и кропотливостью. Для нового дома он сделал красивую добротную мебель, украшенную резьбой и зеркалами: диван, шифоньер, комод и буфет для посуды в столовую, все эти вещи служили нам долгие годы. Летом 1958 года мы поехали в Казахстан в гости, где я впервые познакомилась с сёстрами Богдана и со всей его большой роднёй, главными из которой был его любимый племянник Карлуша Тит, его жена София Степановна и их дети: Толик, Люда, Валя, Света и Костя. С этой замечательной семьёй у меня связаны самые тёплые воспоминания, я их полюбила всем сердцем и в шутку всегда называла колхоз "Дружба". Осенью мы получили письмо от моих двоюродных братьев по маминой линии, что они живут в деревне в Тюменской области. Когда началась война и немцы оккупировали Украину, их всех отправили в Германию, а в 1947 году наши власти уже выслали их из Германии и отправили в Сибирь, где они и осели. Я хорошо помнила своего дядю , младшего маминого брата Эргарта Файст, его старшего сына Василия, мы с ним на Украине часто играли в саду, прятались в листьях, лазили на деревья, рвали яблоки и груши. Огромный сад и усадьба принадлежали моей тёте Фриде, маминой младшей сестре, ей сейчас 96 лет и живёт она в Германии. Узнав, что Файсты живут в Сибири, я захотела их повидать. Выкопали картошку, я посолила на зиму капусту, огурцы, помидоры и поехала в Тюмень, дав телеграмму Васе, чтоб встречал. На вокзале никто меня не встретил, прождав до вечера, поехала на автовокзал, где узнала, что из-за длительных проливных дождей машины никуда не проходят. Я расстроилась, пыталась позвонить в деревню, но напрасно, решила переночевать на автовокзале и утром возвращаться домой. Сижу печальная, подходит мужчина, спрашивает - отчего грустная, рассказываю, что родные живут в 100 км отсюда, он говорит, что есть речной вокзал и каждый день ходит маленький пароходик на 120 человек, и что он сам намерен плыть к своим родителям.   Утром мы добрались до речного вокзала, билетов не было, но на стене висел список, куда и я записалась   Минут через десять заходят двое мужчин, сразу к списку, один другому говорит: "Она здесь", я это слышу, встаю, иду к ним навстречу, обнимаемся, целуемся, то был Вася Файст со своим другом Толей. Проговорили до полуночи, познакомила их со своим попутчиком Сашей, отчалили на следующий день в 3 часа, 100 км проплыли за сутки, несколько раз садились на мель, ждали пока вытянут другим катером. Сошли на берег, а до деревни ещё надо шагать по пахоте, а я в ботиночках с опушкой, пришла до колен в грязи, моя крёстная тётя Гульда, Васина мама, увидев меня, и плакала и смеялась, первым делом усадила меня, а ноги в тазик с тёплой водой.   Вася был женат, его младший брат Володя – холостой, жили вместе, когда все уходили на работу, я оставалась с тётей Гульдой, она мне рассказывала про Германию, а я ей про трудармию. Пробыла неделю, навестила их брата Колю с женой Женей, стала собираться домой, расписания нет, никто не знает, когда придёт катер. У Коли была лодка, он любил рыбачить, на меня одели мужские резиновые сапоги и мы утром пошли на Обь, сидим на берегу, наконец в 11 часов появился катер, мы сели в лодку, я сняла сапоги и ждём, плывём к катеру, а нам говорят, что мест нет, я заплакала, давай проситься, Коля сказал, что у меня дома трое детей остались, капитан сжалился и разрешил подплыть, я от радости бросилась на катер со всего маху, мы даже не простились с Колей. Опять сутки до Тюмени, оттуда поездом, а дома сухо и тепло. Перед отъездом Володя спросил меня, может ли он приехать к нам жить и работать, я ответила, что в любое время, и через пять месяцев, в мае 1959 года Володя Файст приехал в Отрадный и жил в нашем доме. Богдан устроил его в своё автохозяйство электриком, каждое утро я собирала две одинаковые котомки с обедом: каждому котлету с жареной картошкой, молоко и хлеб, Богдан иногда шутил, что я ему положила меньше, а я отвечала, что он мне брат, а ты всего лишь муж, за питание он платил нам 25 рублей в месяц. Когда Володе стукнуло 26 лет, я стала заводить разговоры про женитьбу и спрашивать, отчего у него нет подруги. В 1961 году Богдан принёс профсоюзную путёвку в Дом Отдыха "Ударник" за 7 руб 50 коп., и я поехала в Куйбышев на 12 дней. Поселили в большую комнату на 10 человек, смех, веселье, анекдоты до 2-х часов ночи, последней приехала Нина Кучерова из Орска Оренбургской области, первое, что она спросила, нет ли у кого таблетки цитрамона, а я без него никуда, она выпила и легла спать, на обед не пошла. Она мне сразу понравилась, всё ходила по магазинам и покупала подарки сёстрам и братьям, с парнями не дружила, лишь с одним молодым человеком на лыжах бегала.   В меня влюбился Алексей   Он часто приходил к нам играть в дурака. Когда мы все поехали в драмтеатр смотреть "Барабанщицу", он сидел рядом и сделал мне предложение, сказав, что берёт меня с тремя детьми, только согласись. Он жил с женщиной старше его, детей у них не было, она была портниха и обшивала его, но денег не брала, чем и купила его. Я смеялась над ним, мол, не могу оставить детей сиротами, одинокие женщины в нашей комнате всё шутили, как же так, замужем, да с тремя детьми, а кавалер тут как тут, да ещё и жениться хочет, а мы свободные, а никто не подкатывается.   Стала я Нине про брата рассказывать, да нахваливать его, в день отъезда предложила поехать со мной и познакомить с Володей, но она отказалась, тогда я взяла её огромный чемодан и сказала девчатам, что поехала на вокзал, вышла на улицу, а навстречу наш руководитель и говорит: "Смотри-ка, сама маленькая, а чемоданище огроменный", я села на трамвай и уехала, на вокзале купила два билета до Отрадного и стою, не знаю что делать дальше, когда вижу Нину с моим маленьким чемоданчиком. Пока ехали в электричке, Нина мне всё выговаривала, что мол некрасиво ехать девушке первой к парню...   Тогда мы придумали историю, что подруга Нины живёт в Отрадном, но её не оказалось дома, она уехала в гости, поэтому я её пригласила к себе. Дома меня уже ждали, даже бутылку коньяка купили, а я прямо с порога заявляю, что приехала с молодым человеком и киваю на Нину,  на ней мужская шапка-ушанка, и рассказываю им историю, что сочинила в дороге. Мы пошли с Володей на кухню собирать на стол и я шепчу ему, чтобы пригляделся к Нине, хорошая девушка, а он мне в ответ, мол, толстовата, а я ему своё, хорошей женой будет тебе, и похудеет, когда родит.   Богдан уже кричит из столовой, где же ужин, наконец уселись, выпили, покушали, девчонки Нину окружили, она с ними всё разговаривает, да расспрашивает, девушка она красивая, а волосы просто прелесть, густые и курчавые. На следующий день они ходили в кино, гуляли и договорились, что в марте Володя к ней приедет. Как-то после её отъезда Володя сказал мне, что у него есть девушка, тоже звать Нина и тоже работает лаборантом, но она неразговорчивая, и что она поссорилась со своим дедом и две недели с ним не разговаривала. Послушала я всё это и вынесла приговор, что Володе она не пара, он и сам не больно разговорчив, и оттого жизнь у них будет скучная, и больше мы к этой теме с ним не возвращались. В марте Володя поехал в Орск и там они назначили свадьбу на июль, вернувшись домой, он купил отрез на платье и отправил Нине.   Мы потихоньку поставили вино в погребе Наступил июль, вижу Володя что-то погрустнел, спрашиваю в чём дело, получил письмо от Нины – свадьба откладывается до осени, до октябрьских праздников, говорю Володе: "Поехали за Ниной, письма ты никакого не получал". Вечером Богдан пришёл с работы, я ему рассказываю про наш план, он даёт согласие, как раз наша корова Малютка не доилась и должна была скоро отелиться. Сели на поезд и чурез 12 часов были в Орске, но Нины там не оказалось, всех отправили в колхоз за 200 км, сели на электричку, затем машиной до деревни, там нам указывают на поле, где стоит палатка, где все завтракают, дошли до палатки, я стою у входа, вдруг выходит Нина, узнаёт меня и с удивленим спрашивает, откуда я взялась, подходит Володя, Нина говорит про письмо, что отправила ему, а мы в ответ – нет, никакого письма не получали и приехали за тобой.   Нина не соглашается, говорит, что она здесь старшая и всё имущество числится на ней. Я говорю Володе, что она должна стать твоей женой, говори с ней сам, отошла подальше от них и хожу туда-сюда, и жду, наконец позвали – Нина согласилась ехать, пошла к председателю колхоза, договорилась с ним, передала все материальные ценности другой девушке и в тот же вечер мы вернулись в Орск. Переночевали в её общежитии и утром пошли на завод, где Нина работала в лаборатории после окончания химического техникума, директор заявление не подписал, захотели зарегистрироваться – тоже не получилось, в конце концов все проблемы на работе решились, бумаги все подписали и сказали нам, что увозим самую красивую девушку. К вечеру собрались друзья и подруги, принесли 3-х литровую бутылку спирта и закуску - отметить их отъезд, наутро поехали в деревню к родителям, нас там, конечно, не ждали, мама Нины напекла блинов и сделала окрошку, сказав, что зятя положено накормить блинами, меня там все звали свахой. Решили играть свадьбу в субботу и меня уговорили остаться на свадьбу, было шумно и весело, в понедельник я уехала, а молодожёны остались ещё на несколько дней. Приехала к вечеру, дома всё в порядке, корова не отелилась, уставшая с дороги я рано легла спать на веранде, утром Богдан ушёл на работу, дети в школу, меня не будили, и вдруг я слышу как загремели вёдра во дворе, я вскочила и вижу телёнка, он уже появился и пытается встать на ноги, но угодил в тазик, чем и наделал шуму. В общем моя Малютка ждала меня, молока она давала не больше 10-ти литров, но зато какого отменного, вкусного, жирного и жёлтого. 4-го августа приехали родственники Нины и мы снова отметили это событие, накрыв большой стол в нашем просторном гараже   Молодые жили у нас всего одну неделю, Володе дали комнату в бараке, Нину взяли лаборантом на нефтеперегонный завод, через год у них родился сын Олег, беспокойный и крикливый, порой просто неуправляемый, но вырос такая умница, спокойный и рассудительный. Хочу отметить, что семья получилась на редкость хорошая, дружная и счастливая. Я люблю Володю, как родного брата, он всегда был, да и есть сейчас человеком душевным, как его мама, моя тётя Гульда. В 1960 году Богдан пошёл учиться в 7 класс вечерней школы и стал использовать положеный по закону один день в неделю, его и без того небольшая зарплата ещё уменьшилась, приходилось искать разные пути подзаработать, несколько раз ездила с чужим мужиком закупать поросят, это 250 км туда и столько же обратно ночью, покупали в лесу несколько поросят и тут же везли на рынок, скорей продадим и домой, сутки не спишь, но доход имеешь.   Затем взялась няньчить чужих детей, первую девочку Таню принесли 4-х месячную, через год её мама, учитель музыки Любовь Евгеньевна родила Галю, её принесли уже 2-х месячную, платили мне 50 рублей в месяц, включая моё питание. Родители их были бесшабашные, отец – пьяница и драчун, мать жила одним днём, было неумелой хозяйкой, подчас кушать было нечего, и я их подкармливала тоже. К девочкам я очень привязалась, любила их, как своих.   Таня иногда мне говорила: "Мама, полюби меня немножко", что значило поиграть с ней, приласкать её, я отвечала, что нет у меня времени, в сарай надо идти, кормить корову, свиней и кур, и Таня мне говорила на это: "Ну тогда я тебя полюблю", бежит ко мне, обнимает за шею и целует. Я всегда говорила их родителям, что девочки замечательные, только запуганные.   Каждую осень мы с сестрой Лизой ездили на целый день собирать колхозную картошку и свеклу, что оставались в поле после машинной уборки, Люся и Тамара оставались присматривать за детьми. За три года Богдан прошёл 7-10 классы вечерней школы, подготовившись летом и сдав экстерном экзамен за 9-ый класс. Получив аттестат средней школы, Богдан в 1963 году поступил на заочное отделение Куйбышевского Планового института. Летом 1961 года Люся с Томой поехали в Сибирь в гости к бабушке, мы посадили их на поезд до Омска, там их встретили, было моим девочкам 14 и 13 лет. Моя мама жила в деревне Никоновка, это 50 км от Омска, живописнейшее место посреди леса.   Мама моя вторично вышла замуж за Дайчмана в 1948 году и переехала с Ясной Поляны в Никоновку   Там уже жили мои бабушка и дедушка по отцу, Эмма и Фердинанд, в 1938 году они переехали из Омска. Их дочь Эльза вышла замуж за Эвадьда (Ивана)Риве, позже моя младшая сестра Лиза вышла замуж за его брата, Бориса Риве. Моя бабушка Эмма Петровна была добрейшей души человеком, прожила долгую жизнь и умерла в 1981 году в возрасте 97 лет. Каждый раз, когда я приезжала в эту деревню, я не могла надышаться свежим лесным воздухом, напоённым ароматом трав и цветов. В Отрадном постоянно горели 3 факела, когда ветер дул с газобензинового завода, приходилось закрывать в доме все форточки, дышать было трудно. В Никоновке мои дочери пробыли больше месяца, ходили по грибы, собирали ягоды, дедушка Дайчман держал пчёл и кормил их досыта свежим ароматным мёдом. Получив телеграмму, мы поехали с Богданом их встречать, поезд пришёл, а Люси с Тамарой нет, пошли на станцию и позвонили, нам ответили, что две сестрички сидят на станции Подбельская, оказалось, что кондуктор неправильно их высадила и их отправят первым же поездом.   Богдан уехал домой, а я осталась ждать, наконец вышли мои девчонки, одетые в одинаковые коричневые сарафаны, бело-сиреневые капроновые кофточки, волосы заплетены в косы и белые банты на голове, ростом одинаковые, только одна белобрысая с пшеничными волосами, а другая смуглая с темными. Смотрю - несут ведро, это они везли варенье из дикой смородины, что собирали сами в лесу, столько было рассказов, девочки остались довольны этой поездкой, они загорели и окрепли. В 1964 году Богдан захотел купить машину "Запорожец", продали корову и мотоцикл "ИЖ", заняли у моей мамы 1600 рублей, это были большие деньги по тем временам, три года рассчитывались с долгом, я повезла деньги за машину в Москву, сёстры мои отговаривали меня от этой покупки. Они как в воду глядели, не принесла мне добра эта машина, только слёзы, не ездили мы ни за грибами, ни за ягодами, как делали добрые люди.   Я решила выучиться ездить, заплатила 50 рублей и пошла на курсы, когда учитель спросил меня на экзамене где стоят и что делают какие-то подшипники, я ответила, что это секрет, не хочу чтоб все знали, весь класс, конечно, стал смеяться, на шум зашёл директор, спросил, что за смех, учитель сказал ему, что я не знаю устройство машины, на что директор ответил: "Для ремонта машины у неё есть муж, вы больше на правила нажимайте", после чего мне поставили 3, вождение я сдала и получила любительские права.   Богдан не давал мне руль, только когда выпьет изрядно или иногда брал меня с собой на рыбалку, я ездила по полю, пока он рыбачил. Однажды он неудачно прыгнул с разбега в воду, место оказалось неглубокое и он ударился головой о дно, сильно расшибся, не мог вести машину, на следующий день положили в больницу и целый месяц он лежал на вытяжке. Тогда я попросила соседа выгнать машину из гаража во двор и стала ездить на дойку, соберу соседок и едем, подоим коров и обратно, только через несколько лет я рассказала об этом Богдану. 11 лет я была домохозяйкой, но 1 сентября 1964 года пошла работать   Кассиром в АТК "Первомайбурнефть", где директором был Пётр Иванович Середенко, а главным бухгалтером Тамара Васильевна. Я умела ладить и уступать людям, была честна и доверчива, и мне платили тем же. В день зарплаты я брала троих рабочих с собой в банк, и они помогали мне пересчитывать все деньги, никто никогда из кассиров не делал этого, мне часто говорили, что меня ждёт недостача, рабочие меня обворуют во время пересчёта, но этого не случилось за все шесть лет работы кассиром. Было несколько случаев, когда остаток по кассе не сходился с документами, но моя хорошая память выручала меня: через три дня после выдачи моей первой зарплаты в кассе не хватило 120 рублей и главный бухгалтер сразу же решила от меня избавиться.   Проверив ведомость, я обнаружила, что водитель, с которого я удержала 13 рублей за кадушку, получив деньги, - не расписался, подняли отчёт за первый день зарплаты, нашли приходный ордер на 13 рублей, вызвали шофёра и спросили, получил ли он зарплату, тот подтвердил. Другой раз оказались в кассе излишки 25 рублей, на утро приходит водитель и говорит, что я ему недодала 25 рублей, я тут же отдаю ему их, но он не берёт, сказав, проверьте себя сначала, потом вернёте. Он уехал в командировку, а через три дня пришла его жена и я ей вернула деньги.   Однажды после трёхдневной выдачи зарплаты в кассе оказались 43 рубля лишними, я доложила главному бухгалтеру Юлии Андреевне Ковалёвой, она велела убрать их из сейфа, ведь если явится ревизор, то меня сразу же уволят. Через неделю пришла моя хорошая знакомая, которой я выдала зарплату её мужа, и сказала, что я ей выдала меньше, чем в жировке. Прежде чем выдать деньги, я всегда клала эту сумму на деревянных счётах, чтобы видеть, сколько мне нужно отсчитать. Я вспомнила, что впустив её в кассу и разговаривая с ней, я положила на счётах сумму зарплаты, которую должна ей выдать, но вместо рублей я положила сумму копеек, а вместо копеек положила на счёты сумму рублей, разница как раз дала 43 рубля.   Не ошибается тот, кто ничего не делает В 1965 году пришла повестка из Куйбышева, меня вызывали в НКВД, на повестке стояла фамилия Тит-Цизман. Тогда Богдан сказал: "Ну вот, в войну не посадили, так теперь посадят". Областной НКВД располагался на ул. Куйбышева, дом 42, милиционер на входе отвёл в указанную комнату и меня встретил очень симпатичный человек лет сорока, он расспросил обо всём, что было со мной в годы войны и почему я нигде не подписалась, я всё рассказала, благо память у меня хорошая, он смеялся, когда я описала, как Катя Райх заработала 25 рублей. Когда разговор закончился, он достал из сейфа 2 рубля 20 копеек и оплатил мою дорогу в оба конца, тогда билет до Куйбышева на электричке стоил 1руб.10 коп.   Возвратилась домой к вечеру, Богдан со Светой вырезали карагач, что рос прямо за забором и разросся так, что заслонял солнце, а в тени трудно  выращивать овощи на огороде. В этом же году Люся поступила на вечернее отделение Куйбышевского Планового института, работала бухгалтером, а через год и Тамара стала там учиться и работать парикмахером. 10 июня 1968 года, как любил говорить Богдан, в его жизни произошли три знаменательных события: он получил диплом экономиста, родился наш первый внук Дима и Богдан потерял свой первый зуб. Осенью Богдан начал делать ульи для пчёл, за зиму сделал семь домиков, покрасил их в разные цвета, купили пчёл и весной в нашем саду уже стояли семь ульев, на лето вывезли их в поле на гречку, скооперировавшись с другими пчеловодами.   В лесу устраивали стоянку, варили обед, иногда оставались ночевать, наши домики для пчёл были лучше всех, просто как игрушки, таких я не видела ни до, ни после. Это время запомнилось мне как одно из наиболее счастливых, Богдан никуда не отлучался, мы всюду были вместе.   Позже были сделаны ещё два домика и построен в саду пчельник, где пчёлы зимовали Летом 1969 года Богдана послали в Москву на курсы повышения квалификации, был июль месяц, мёд поспел и мне пришлось качать его самой с помощью знакомого пчеловода. Используя центрифугу, мы накачали полную флягу. Мёд я разливала в 3-х литровые банки, приносила на работу и сотрудники покупали его с радостью по 2 руб 50 коп за килограмм, зная что мёд настоящий. Появился дополнительный источник дохода. Между мной и заместителем директора Краснощёковым существовала обоюдная неприязнь, он всегда требовал, чтобы выдача зарплаты начиналась после работы в 5 часов, а я шла к директору и просила разрешения открыть кассу раньше и начать с ремонтников, водители всегда приезжали позже. Этот мордвин бесился, что я не подчиняюсь его приказам, когда в 1970 году начальника АТХ-20 Иванова Фёдора Николаевича перевели в строительство, то Краснощёкова назначили директором на его место, я была рада, а Богдан – нет, он проработал с Ивановым почти 15 лет, начинал плотником, маляром и закончил начальником отдела труда и заработной платы. Но недолго Иванов пробыл в строительстве, в сентябре его вызвали в Москву и предложили поехать на Север начальником автобазы, он согласился при условии, что главного инженера и заместителя он подберёт сам. Когда Богдан обьявил мне, что едет на север заместителем начальника по эксплуатации автомобильного транспорта, я обрадовалась: наши отношения переживали очередной кризис, мы были в большой ссоре и я думала, что его отьезд поможет мне преодолеть нанесённую им обиду.   29 сентября 1970 года он уезжает на Север с Ивановым и главным инженером Кузнецовым Дмитрием Ивановичем, пообещав забрать меня весной будущего года. Я осталась в доме одна и мечтала за эти полгода немного отдохнуть от забот, мама уже жила у моей младшей сестры Али, Света училась в Ульяновске в музыкальном училище, в хозяйстве только свинья и куры. Но отдыхать пришлось недолго, через три недели получила сразу две телеграммы, от Иванова и Богдана: "Срочно всё продай и приезжай работать кассиром", через три дня снова телеграмма: "Срочно ждём". Пошла с заявлением к главному бухгалтеру Юлии Андреевне, она послала к директору, он сказал, что к мужу надо ехать и подписал заявление, ходила с обходным листом и плакала, уходить было тяжело, я очень любила и свою работу, и свой коллектив. Оглавление   www.pseudology.org