Посвящается Кэт Сергей Вадимович Чертопруд
Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачёва
Глава   8. Иностранный след в военной сфере
Порой отдельные сюжеты истории повторяются. Яркий пример этому — сотрудничество России и Германии в военно-технической сфере. Немецкий след ярче всех остальных прослеживается в истории развития отечественного оружия в XX веке. И два раза эти державы сходились в смертельной схватке, когда победитель становился хозяином половины Европы.

В царской России невозможно было найти отрасль, где не было бы германских технологий или специалистов, говоривших по-немецки. Особенно ярко это проявилось в военно-промышленном комплексе. Большинство иностранных подданных во время Первой мировой войны так и не стали диверсантами, саботажниками или шпионами, хотя об опасности "пятой колонны" активно писали российские и французские газеты.

Зато никто не отрицает, что против германских войск использовалось оружие и боеприпасы, созданные немцами. Нет, эти люди не были предателями своей нации. Просто они были профессионалами — промышленниками, инженерами, техниками. И работать в России им было выгоднее, чем у себя на родине. По разным причинам, чаще всего экономическим. Понятно, что когда началась Первая мировая война, кто-то из них попытался уехать, кто-то стал солдатом тайной войны, а большинство продолжало жить по-прежнему. У них, правда, пытались отобрать заводы и фабрики, выслать их в глубь страны, но это происходило крайне редко.

Большинство из германских подданных к 1917 году вернулись на родину, где приняли активное участие в возрождении собственной промышленности. Они надеялись, что трагедия Первой мировой войны, когда из собранного ими оружия убивали их земляков, не повторится.

28 июня 1919 года обескровленная Германия подписала Версальский мирный договор. Среди прочих унизительных для нее условий — запрет иметь подводный флот, военную и морскую авиацию, дирижабли и т.п. Казалось бы, наступили мирные дни, но это было заблуждение.

Большинство аполитичных бюргеров, политиков и промышленников еще не знали, что новая трагедия для них уже началась.
 
Вот фрагмент одного очень любопытного документа:

"Рейхсбанк, № 12378. Берлин Циркуляр, написанный по-русски (копия)

РЕЗОЛЮЦИЯ

Совещание Председателей германских коммерческих банков, созванное и предложенное германской делегацией в Петербурге, дирекцией Имперского банка для обсуждения резолюций Рейнско-Вестфальского синдиката и Гандельстага.

28-го декабря 1917 г., Берлин.

4. Упраздняются и в течение пяти лет со дня заключения мирного договора между Россией и Германией не допускаются английские, французские и американские капиталы в следующие предприятия: каменноугольные, металлургические, машиностроительные, нефтяные и химические.

7. Германия и Австро-Венгрия получают неограниченное право ввоза в Россию своих техников и квалифицированных рабочих.

8. Другие иностранные техники и рабочие в течение пяти лет после заключения мира с Германией вовсе не должны быть допущены"[246].

Вот так начался процесс технической помощи Германии Советской России. Он продлился до начала 50-х годов. До войны немецкие специалисты приезжали добровольно. Большинство процессов контролировали РККА и правительство. После мая 1945 года — в добровольно-принудительном порядке под руководством и контролем НКВД. Сейчас уже вряд ли возможно установить точную дату и инициатора сотрудничества между РККА и рейхсвером. Процитированный выше документ — пример того, что эта идея витала в воздухе и нужен был человек, который воплотит ее в жизнь. Западные историки единогласно сходятся на том, что ее автор — главнокомандующий рейхсвером генерал X. фон Зект, который, по воспоминаниям одного из своих подчиненных майора Ф. Чунке, еще в 1919 году настаивал на налаживании таких связей[247].

В мае 1921 года нарком внешней торговли Л. Красин и член ЦК РКП(б) К. Радек начали переговоры с группой руководящих сотрудников Министерства обороны Германии. В эту группу входили: генерал-лейтенант X. фон Зект, генералы К. фон Шпейхер и И. Хасс, полковник Г. фон Лиц-Томсен, майоры О. Риттер, фон Нидер-майер и Вит-Фишер. Тема переговоров — укрепление советской военной промышленности с помощью Германии. О том, что в итальянском городке Рапалло 16 апреля 1922 года во время Генуэзской конференции было подписано советско-германское межправительственное соглашение, факт известный. А вот о том, что 11 августа того же года был заключен договор о развитии военной авиации двух стран, советские историки предпочитали не вспоминать. А, между тем, этот договор послужил одной из стартовых точек для развития отечественной авиационной промышленности. Дело в том, что руководствуясь этим соглашением в целях развития контактов между германским военным ведомством и РККА, в феврале 1923 года Германия направила в Москву делегацию, возглавляемую генералом Хассом, руководителем войскового отдела Министерства обороны Германии. В состав делегации был включен специалист по авиационной технике из отдела вооружения и технического оснащения германской армии. Через несколько дней после отъезда гостей в Москве было открыто представительство рехйсвера под безликой вывеской "Московский центр". Его возглавил полковник германской армии Томсен. Сначала он проживал по документам, оформленным на имя некого фон Лица, а потом "превратился" в отставного майора фон Нидермайера. Среди вопросов, которыми занимались сотрудники этого учреждения:

— реконструкция заводов подводных лодок в городе Николаев концерном "Блом и фосс";
— создание в России самолетостроительного завода фирмами "Юнкере" и "Фоккер";
— направление на работу в советские конструкторские бюро (в первую очередь самолетостроительные, моторостроительные, артиллерийские, танковые и боеприпасов) немецких специалистов[248].

Другая делегация, которая прибыла в Москву в середине мая 1923 года, подписала договор о строительстве химического завода по производству отравляющих веществ. Он был подписан сроком на 20 лет. Согласно этому документу советская сторона для строительства обязалась "предоставить химический завод б. Ушакова" на станции Иващенково под Самарой (Самаро-Златоустов-ская железная дорога), а немецкая — организовать производство не позднее 15 мая 1924 года серной кислоты, каустической соды, хлорной извести, суперфосфата, а также иприта и фосгена (отравляющие вещества — ОВ). Правда, до конца 1925 года производство не достигло заданного объема[249].

Планы немцев так и не были реализованы в полном объеме
 
В письме от 21 января 1927 года начальнику Главного военно-промышленного управления ВСНХ СССР А. Толоконцеву, председатель комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) по спецзаказам Уншлихт писал: "В заводе „Берсоли“ мы получили первую и пока единственную базу производства ОВ в крупном масштабе. На нём исключительно придется базироваться в ближайшем будущем".

Дальнейшую судьбу этого объекта было предугадать нетрудно, даже не зная о том, что 12 января 1927 года комиссией политбюро по спецзаказам было утверждено постановление (протокол № 40), в котором говорилось, что "на основании письма немцев от 11/1 — 27 г. считать, договор по „Берсоли“ расторгнутым"[250].

Случай с заводом "Берсоли" — типичный пример того, что происходило в конце 20-х годов в СССР. Тогда началось массовое вытеснение иностранных концессионеров и инвесторов из страны. Это происходило как путем создания им различных трудностей, открытых провокаций ОГПУ, судебного преследования иностранных специалистов — в ходе поисков внутренних и внешних врагов, так и путем организации забастовок советского персонала с требованием о двух— или трехкратном повышении зарплаты. В итоге концессионные договоры, заключенные, как правило, на длительный (20—30 лет) срок, расторгались. Оборудование, ввезенное и смонтированное концессионерами, выкупалось по бросовым ценам советской стороной[251].

С 25 по 30 марта 1926 года в Берлине прошла тайная встреча руководителей военных ведомств СССР и Германии. Главный обсуждаемый вопрос — какие еще необходимо предпринять меры по усилению сотрудничества между двумя странами в военно-технической сфере. Ответственными за реализацию были назначены: в Берлине — генерал-майор фон Зект, а в Москве — заместитель председателя ОГПУ И. С. Уншлихт[252].

И сотрудничество действительно активизировалось. Правда, теперь речь шла скорее о проведении научно-исследовательских работ и обучении. Понятно, что инвестировать деньги в производство, которое в любой момент могут национализировать, нет смысла. А вот с КБ и учебными центрами проще. Самое ценное — это персонал, а его можно всегда вывезти. Например, для проведения мероприятий в сфере создания химического оружия и средств защиты от него был создан спецобъект "Томка". Он находился близ города Вольск (Саратовская область). Здесь немецкие специалисты отрабатывали опыт применения отравляющих веществ (ОВ) авиацией и артиллерией, а также способы дегазации и действия на зараженной местности. Здесь же проводились испытания ОВ и новых моделей противогазов. Сотрудничество не ограничивалось только научными изысканиями. Например, в 1927 году наконец был запущен завод "Берсоли" на проектную мощность. В сутки он мог производить 6 тонн ОВ. А на заводе "Полимер", расположенном по соседству, изготовляли боеприпасы для корабельной артиллерии. Там же немецкие специалисты создавали взрывчатые вещества малой гигроскопичности для артиллерии военно-морского флота и других военных целей[253].

В авиационной школе в Липецке (объект функционировал с 1927 по 1933 год) не только обучали летному мастерству германских военных летчиков, но и проводили испытания различной авиационной техники (подробнее об этом рассказано в главе 9). Другой учебный центр — танковая школа в Казани (функционировала с 1929 по 1933 год). И там не только готовили танкистов, но и испытывали современную немецкую технику. И одна из задач этих центров — познакомиться с германскими технологиями в этой сфере. Хотя это не всегда удавалось. Об этом свидетельствует, например, письмо начальника Разведуправления штаба РККА Я. К. Берзина К. Е. Ворошилову, датированное 1931 годом. В нём руководитель советской военной разведки писал, что "итоги работы в Казани (в немецкой танковой школе. — Прим. авт.) и Липецке (авиационной школе. — Прим. авт.) не совсем удовлетворяют Управление механизации и моторизации (УММ) и Управление Военно-воздушными силами (УВВС) РККА, т. к. "друзья" слабо завозят новейшие технические объекты, подлежащие испытаниям, иногда ограничиваясь устаревшими типами (самолетами "Фоккер" Д-ХШ) и не всегда откровенно делятся своими материалами и сведениями, полученными в результате исследовательских и учебно-опытных работ"[254].

Несмотря на претензии со стороны руководства советской военной разведки, одну из задач (ознакомление отечественных специалистов с немецким опытом) германские специалисты выполняли. В качестве примера можно указать, что в советских танках Т-26, Т-28, Т-35 и БТ были применены разработки германских конструкторов. В частности можно назвать подвеску, сварной корпус, внутреннее размещение экипажа, стробоскоп и наблюдательный купол, перископический прицел, спаренный пулемет, электрооборудование башен средних танков, радиооборудование, а также технические условия оборудования и настройки. А вот фрагмент отчета заместителя начальника УММ РККА И. К. Грязнова о работе курсов "Теко" (танковая школа в Казани. — Прим. авт.). Этот документ был подготовлен в марте 1932 года. В нём отмечалось, что "в целом работа „Теко“ до сих пор представляет большой интерес для РККА как с точки зрения чисто технической, так и с тактической. Новые принципы конструкции машин и в особенности отдельных агрегатов, вооружение и стрелковые приборы, идеально разрешенная проблема наблюдения с танка, практически разрешенная проблема управления в танке и танковых подразделениях представляет собой область, которую необходимо изучать и переносить на нашу базу". О примерах реализации на практике этого пожелания было рассказано выше[255].

Концерн "Крупп" помог Советскому Союзу наладить производство гранат и снарядов. Немецкие специалисты трудились на 6 объектах:

Тульский патронный завод (гильзы);
Златоустовский сталелитейный завод (стаканы);
Казанский пороховой завод (порох);
Ленинградский трубочный завод им. Калинина (трубки);
Богородский взрывной завод (снаряжение снарядов);
Охтинский пороховой завод (сборка трубки и снаряжение).
Другой проект концерна "Крупп" — строительство завода по производству 30-мм орудий для сухопутных войск (завод № 8) в Мытищах[256].

Существует устойчивое мнение, что сотрудничество между СССР и Германией в военно-технической сфере прекратилось в 1933 году, с приходом к власти А. Гитлера. Почти все отечественные руководители и исполнители этого проекта были расстреляны, а основное бремя добычи необходимой информации легло на органы внешней разведки. Хотя их боеспособность после массовых "чисток" резко снизилась. На самом деле сотрудничество в военно-технической сфере продолжалось до июня 1941 года. В Советский Союз регулярно легально ввозились образцы немецкой военной техники. А наши специалисты регулярно выезжали в Германию для приёма закупленного оборудования. События, которые происходили в тот период, далеки от мероприятий научно-технической разведки.

Хотя советские специалисты, выехавшие за границу, занимались сбором секретной информации, но из-за привычки к доносительству, культивируемой органами НКВД в Советском Союзе, часто нарушались простейшие требования конспирации. Традиция, зародившаяся в середине 20-х годов ни только не умерла, но и приобрела массовый размах. В 1941 году в секретном послании в Наркомат внешней торговли СССР заместитель руководителя НКАП (Народный комиссариат авиационной промышленности. — Прим. авт.) А. И. Кузнецов писал: "В последнее время имеют место случаи, когда находящиеся за границей наши работники (приемщики оборудования, работники по техпомощи, работники торгпредства) в письмах, без грифа „секретно“, сообщают сведения, которые должны передаваться только секретным порядком. Так, отдел "Промсырьеимпорт" торгпредства в Германии направил без грифа "секретно" (№ 61/1II от 4. III. с. г.) письмо тов. Платова о сварных конструкциях. В письме тов. Платова рассказывается о производстве в Германии 200-местных планеров, причем приводятся подробности и умозаключения о размерах планера, местоположении завода "Мессершмитт", об ответственных лицах фирмы, проговорившихся как о самих планерах, так и месте их производства. …В письме освещаются такие вопросы, как:

1. Отношение руководящих работников фирмы к нашим приемщикам и работникам по техпомощи.
2. Результаты знакомства приемщиков с производством.
3. Сообщение приемщиков о невозможности выполнения полученных в Москве спецзаданий.
4. Сообщение о приёмах и методах, способствующих выполнению спецзаданий…"[257].

А к каким именно немецким технологиям имели доступ советские специалисты, кроме авиастроения?

12 июня 1940 года нарком внешней торговли СССР А. И. Микоян направил в ЦК ВКП(б) И. В. Сталину и СНК СССР В. М. Молотову набор из пяти документов. Текст сопроводительной записки заслуживает дословного воспроизведения.

"Направляю вам при этом представленные народным комиссаром Военно-Морского Флота, судостроительной промышленности и вооружений следующие проекты:

1. Список заказов в счет хозяйственного соглашения с Германией, реализуемых для НКВ.
2. Список заказов в счет хозяйственного соглашения с Германией, реализуемых для НКСП.
3. Список заказов в счет хозяйственного соглашения с Германией, реализуемых для НКВМФ.
4. Список заказов в счет хозяйственного соглашения с Германией, реализуемых для Наркомата электропромышленности.
5. Положение о контрольно-приемном аппарате по реализации заказов в счет хозяйственного соглашения с Германией.

Считаю эти предложения приемлемыми и прошу их утвердить"[258].

Странный документ
 
Еще большее недоумение вызывает список того, что именно и в каком количестве заказал Народный комиссариат вооружений. В тот период в Красной Армии шло активное перевооружение. При этом основной упор делался на организацию собственного массового производства военной техники, а не на закупку ее за рубежом, тем более у потенциального противника. Даже если допустить мысль о том, что Сталин и Гитлер были партнерами, которые договорились о разделе Европы, то все равно объемы поставок были явно недостаточными, чтобы удовлетворить потребности Красной Армии. Вот если бы на территории Германии было налажено массовое производство, как это было в 20-е годы в Советском Союзе, то это было бы понятно.

Обычно минимальные закупки делают только в двух случаях. Для апробации и совместимости с уже имеющейся техникой или организации собственного производства с учетом достоинств и недостатков представленного образца. Собственно, для этих целей и закупались отдельные экземпляры. В дальнейшем планировалась организация их массового производства на территории Советского Союза. Ведь германская промышленность была перегружена собственными военными заказами. Даже, если бы СССР присоединился к союзу Германии, Италии и Японии в качестве четвертого полноправного участника, то производство пришлось бы организовывать на собственных заводах.

Косвенно эту версию подтверждают отдельные пункты "Положения о контрольно-приемном аппарате по реализации заказов в счет хозяйственного соглашения с Германией". Процитируем лишь некоторые из них:

"1. Для выполнения решения правительства №138сс о порядке реализации заказов в счет хозяйственного соглашения с Германией создается Контрольно-приемный аппарат (КПА) НКВМФ и конструкторское бюро (КБ) НКСП и НКВ в Германии, возглавляемое старшим уполномоченным НКВМФ.

8. Все принятые материалы старший уполномоченный через соответствующие наркоматы направляет в конструкторские бюро СССР, где они переводятся, размножаются и рассылаются заинтересованным наркоматам, сообщая об этом в ОВЗ (отдел военных заказов. — Прим. авт.) НКВМФ.

9. Уполномоченные АУ (артиллерийское управление. — Прим. авт.), а также старшие приемщики КБ и ЦУ ВМФ несут полную ответственность за комплектность проектного материала, чертежей, технических условий и сертификатов по своей отрасли"[259].

Само внедрение немецких технологий могло быть реализовано по следующей схеме. Вся полученная документация переводилась на русский язык с учетом отечественной специфики. Например, единицы измерения — миллиметры, а не дюймы. Затем документация попадала в соответствующие наркоматы, а там уже определяли, какой завод может освоить выпуск того или иного узла или сборку готового изделия. Тем более, для этого имелось достаточное количество квалифицированных кадров, необходимое оборудование и инструменты. Об этом в Советском Союзе "позаботились" заранее (более подробно об этом в главе 17).

Таким образом, Германия продолжала делиться с Советским Союзом своими военно-техническими секретами. Не следует забывать, что обескровленная сталинскими репрессиями советская разведка продолжала работать по линии "X" в этой стране и любой ценой пыталась получить максимум информации. Аналогичные попытки предпринимала и немецкая разведка в отношении СССР. Странная получается картина. С одной стороны, дружба, а с другой — взаимное недоверие. Причина этого легко объяснима.

В мире бушует пожар Второй мировой войны. И. В. Сталин рассматривает Германию в качестве вероятного агрессора или объекта захвата. Аналогичная точка зрения и у А. Гитлера. Все боевые действия в Европе — всего лишь подготовка к финальной схватке двух режимов. И тут один из противников просит другого разработать оружие, которое он будет использовать против "конструктора". И самое интересное, что потенциальная жертва соглашается.
 
Причина?

Если Советский Союз остро нуждался в новых технологиях, то Германия — в сырье: зерно, уголь, цветные металлы, лес и т.п. Без них страна не могла воевать. Именно это и заставило Германию продавать свои технологии потенциальному противнику. Если предположить, что нападение 22 июня — лишь упреждающий удар для защиты от Красной Армии, то выбор покупателя секретных технологий был оптимальным. Кто еще, кроме США или Канады, мог реально предложить сырье в необходимом объеме? Понятно, что эти державы не согласились бы на такой обмен. Хозяйственное соглашение между СССР и Германией, на которое ссылаются авторы документов, было подписано 11 февраля 1940 года. Этому событию предшествовал обмен письмами между В. М. Молотовым и И. фон Риббентропом 28 сентября 1939 года о развитии экономических отношений между СССР и Германией. При заключении соглашения Советский Союз придавал особое значение немецким поставкам промышленного оборудования и военных материалов. Этот вопрос с 1939 года находился под постоянным контролем самого И. В. Сталина. Еще до момента согласия немецкой стороны на советские требования оборонные наркоматы должны были срочно составить "…список абсолютно необходимых станков и другого вида оборудования, могущих быть заказанными по германскому кредиту. Учесть при этом требования турбостроительных и химических заводов". (Из решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 января 1939 года, п. 137). А 4 сентября 1939 года Политбюро ЦК ВКП(б) направило авторитетные комиссии для определения возможностей советских заводов. Ровно через месяц был подготовлен список, включавший более 500 позиций[260].

Утверждать о том, что Советский Союз в полном объеме получил заказанное оборудование и материалы — не совсем верно. На протяжении всего периода действия соглашения наблюдался торговый дисбаланс. Стоимость поставляемого сырья значительно превысила отпускную цену оборудования и материалов. Несколько раз СССР был готова приостановить поставки, в первую очередь зерна. А на тот момент это был единственный крупный внешний источник. Причин, по которым немецкая сторона не полностью выполняла взятые на себя обязательства, было несколько. Основные из них:

— нежелание Германии вооружать потенциального противника. Только реальная угроза голода заставила эту страну содействовать модернизации вооружения Советского Союза;
— загруженность заводов собственными военными заказами. А использование производственных мощностей расположенных на территории оккупированных стран, не всегда было возможным;
— активное использование приёмов из арсенала промышленного шпионажа. Не следует забывать, что НКВМФ в 1940 году обзавелся собственной разведкой. Сотрудники этого подразделения вместе с коллегами из НКВД и ГРУ активно участвовали в добыче чужих технологических секретов. И порой совершенно случайно всплывали 'занимательные истории.

Например, во время беседы наркома внешней торговли СССР А. И. Микояна с зав. сектором восточноевропейских стран отдела экономической политики МИД Германии К. Шнурре 2 сентября 1940 года выяснилось, что "отказ советской стороны от покупки проекта линкора „Бисмарк“ и проекта эсминца с 15-см артиллерией вызвал в Берлине большой шум". Дело в том, что "германская сторона предоставила (возможность. — Прим. авт.) подробно ознакомиться и вникнуть во все тайны производства военного корабля типа "Бисмарк". По поводу покупки проекта линкора разговоры шли в течение нескольких месяцев, и после всего этого был объявлен отказ ввиду высокой цены, хотя цена была известна советской стороне давно"[261].

Хотя говорить о том, что программа в сфере отечественного судостроения не выполнялась, — нельзя. В конце 1939 года СССР купила у Германии крейсер "Люцов", вернее корпус без вооружения и механизмов. Весной 1940 года немецкий буксир доставил покупку в Ленинград. Чуть позднее прибыла группа из 70 немецких инженеров и механиков во главе с контр-адмиралом Фейге, которая и должна была выполнить все необходимые работы по его укомплектованию. Свою задачу она выполнить не успела — началась война[262].

Несмотря на периодически возникающие трудности процесс обмена технологий на сырье непрерывно продолжался до начала Великой Отечественной войны. Так, 10 января 1941 года было подписано соглашение о взаимных товарных поставках на второй договорный период по хозяйственному соглашению от 11 февраля 1940 года между СССР и Германией[263].

А вот что было поставлено в СССР по хозяйственному соглашению от 11 февраля 1940 года по состоянию на 11 февраля 1941 года. Поставки делились на 4 группы: военные заказы, промышленное оборудование, металлы и каменный уголь. Первая — самая многочисленная: морское судостроение; материалы для судостроения; морская артиллерия; машинно-торпедное оборудование; гидроакустическая аппаратура; гидрографическое вооружение; авиация; полевая артиллерия; приборы для оборудования лабораторий; радиооборудование; химическое имущество; инженерные вооружения; элементы выстрела; автотанковое вооружение и прочее военное имущество[264].

Нужно учитывать и тот факт, что кроме поставок по хозяйственному соглашению от 11 февраля 1940 года, огромный объем оборудования ввозился на территорию СССР по коммерческим контрактам между германскими фирмами и Наркомвнешторгом. "Различные технологические способы производства". На это указал в своей Записке № 21125 от 16 июня 1941 года А. И. Микоян. Документ был направлен им в СНК СССР и ЦК ВКП(б) — И. В. Сталину[265].

О зависимости накануне Великой Отечественной войны советской промышленности от германского оборудования свидетельствует множество фактов. Например в Постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) "О производстве танков Т-34 в 1941 году" № 1216-502 ее от 5 мая 1941 года указывалось: "Выделить импортный контингент для закупки по импорту металлорежущих станков, кузнечно-прессовального оборудования, приборов, аппаратов и особо дефицитных материалов заводу № 183 — на 2,16 млн. рублей, СТЗ на 2 млн. руб. и обязать Наркомтяжпром — т. Микояна разместить на импорт в течение 1941 года для заводов № 183, СТЗ и № 75 оборудование, приборы и материалы согласно приложению № 3.1". Отдельной строкой в смете расходов указывалась сумма затрат на "перезаказ оборудования с США на Германию" в сумме 1 миллион рублей[266]. По всей видимости, речь шла об оплате услуг посредников. Дело в том, что во время советско-финляндской войны 1939—1940 годов взаимоотношения между СССР и США в сфере торговли резко ухудшились и почти все крупные контракты, связанные с поставкой техники, были расторгнуты. Если отсутствие необходимого отечественного оборудования можно объяснить, то равнодушие военного ведомства к вопросам изобретательства выглядит странным. В акте Наркомата обороны Союза ССР, датированном 7 ноября 1940 года, говорилось: "Военное изобретательство, выделенное в самостоятельный отдел Наркомата обороны, оторвано от управлений, ведающих вопросами вооружения и технического снабжения. Вследствие этого ценные изобретения задерживаются с внедрением в армию и своевременно не определяются. Отдел изобретений занимается только рассмотрением поступающих изобретений, не имея возможности реализовывать их. Управления НКО по своей специальности не уделяют должного внимания представляемым изобретателями предложениям"[267].

Советско-германское сотрудничество в военно-технической сфере с 1918 по 1941 год — феномен, который ждет своих исследователей. С одной стороны, Германия стала той страной, которая помогла Советскому Союзу создать мощный военно-промышленный комплекс. Во всех сферах, начиная от авиации и заканчивая химическим оружием, мы можем обнаружить яркий немецкий "след". При этом сотрудничество шло на легальной основе. Партнер не только поставлял в СССР (разумеется, в пределах разумного) новейшие технологии и единичные образцы для исследования, но и старательно не замечал того, как активно копировались немецкие наработки. Причины, заставившие Германию все эти годы следовать такой политике, тема для отдельного разговора.

С другой стороны, в Советском Союзе активно использовали весь арсенал средств научно-технической разведки, воровали даже то, что немцы могли бы предоставить на законной основе, если бы их об этом попросили. И такую политику, правда в меньших масштабах, можно было наблюдать по отношению к Франции, Великобритании и США. Дело в том, что эти три западные страны в 30-е годы охотно продавали СССР лицензии на производство отдельных видов вооружения, хотя масштаб технической помощи был значительно меньше, чем от Германии. И здесь тоже порой трудно отделить мероприятия научно-технической разведки от легальной помощи в модернизации производства и освоении новых технологий. Даже во время Второй мировой войны Советский Союз старательно использовал немецкие достижения в военной сфере. Правда, приходилось рассчитывать только на свои силы, внимательно изучая трофеи.

В 1943 году Красная Армия захватила на Восточном фронте образцы первых немецких механических карабинов (Maschinen-karabiner). Технические идеи, реализованные в этом прообразе автомата, заинтересовали русских конструкторов, еще в конце 30-х годов экспериментировавших с оружием и использовавших увеличенный пистолетный патрон. Изучив немецкий автомат и 7,9-мм короткий патрон, советские конструкторы сразу же поняли, какое преимущество дает это оружие танковому десанту: автомат, обладавший скорострельностью пистолета-пулемета, за счет использования увеличенного патрона имел эффективную дальность выстрела, приблизительно в 8 раз превосходящую ту, которую давал оружию стандартный пистолетный патрон 7,62x25. В срочном порядке были закончены работы по созданию "промежуточного" патрона 7,62x39 образца 1943 года; в августе 1944 года начальник отдела артиллерийского вооружения Главного артиллерийского управления генерал-майор Талакин докладывал начальнику ГАУ генерал-лейтенанту Чечулину о "необходимости… увеличения боевой эффективности пистолетов-пулеметов и повышения дальности выстрела… приблизительно до 500 метров с соответствующим увеличением точности".

Российский "промежуточный" патрон 7,62x39, известный как "патрон образца 1943 года" (М43 по западной классификации), был создан на основе немецкого короткого патрона калибра 7,9 мм. Созданный в конце Второй мировой войны в больших количествах он стал выпускаться только начиная с 1946 года.

Другой пример. 122-мм гаубица Д-30 впервые появилась в начале 60-х годов. Судя по всему, конструкторское бюро под руководством Ф. Ф. Петрова воспользовалось трофейными немецкими разработками: трехстанинный лафет позволял менять угол горизонтальной наводки в пределах 360°, не передвигая станины. Гаубица Д-30 была одной из самых распространенных артиллерийских систем в армиях государств — бывших членов Восточного блока; кроме того, она широко экспортировалась и выпускалась по лицензии в некоторых странах. За шесть месяцев на отечественной элементной базе под руководством П. Н. Куксенко по чертежам, полученным разведкой, был изготовлен так называемый прибор ночного видения.

Бортовую радиолокацию мы "позаимствовали" у англичан. Во время обороны Москвы бортовой радиолокацией были оснащены две или три авиаэскадрильи. Аналогичная ситуация — с морскими локационными системами[268].

Сотрудничество с Германией в военно-технической
сфере возобновилось в середине 1945 года
 
Хотя теперь условия партнеру как победитель диктовал исключительно Советский Союз. В марте при ГКО (Государственный Комитет Обороны) был организован Особый комитет под председательством Г. М. Маленкова. Членами комитета были представители Госплана, наркоматов обороны, иностранных дел, внешней торговли и различных отраслей промышленности. Его основная задача — координация мероприятий по использованию потенциала военно-промышленного комплекса Германии и подвластных ей государств — Румынии, Австрии, Венгрии и Чехословакии, оказавшихся в советской оккупационной зоне[269].

В 1945-1947 годах в Берлине работало конструкторское бюро Военно-морских сил. Оно занималось проектными, опытно-конструкторскими и научно-исследовательскими разработками в области кораблестроения и военно-морского оружия с привлечением немецких морских специалистов — конструкторов[270].

Среди тем, которыми занималось это КБ, было реактивное оружие. Его появлению предшествовал ряд событий. Начнем с того, что кратко расскажем о причинах, заставивших СССР обратить пристальное внимание на использование реактивной техники в качестве одной из систем оружия в военно-морской сфере. Успешное применение реактивных снарядов типа М-13 и М-8 в годы Великой Отечественной войны с кораблей ВМФ СССР, ознакомление с образцами немецкой и японской трофейной ракетной техники, а также интенсивное развертывание работ по ракетам и реактивным комплексам бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции, а позднее вероятными противниками, способствовали бурному развитию ракетной техники в Советском Союзе в первые послевоенные годы. Для изучения и обобщения немецкого опыта в области военно-морской техники и вооружения в 1947 году была образована подкомиссия, возглавляемая вице-адмиралом Л. Г. Гончаровым, которая входила в состав правительственной комиссии, работавшей под руководством Н. Э. Носовского. Первоначально в ВМС заказчиками и организаторами работ по ракетному оружию были артиллерийское и минно-торпедное управления, в 1948 году на их базе создали специальное Управление ракетного вооружения ВМС, немного позже НИИ-4, ведавший ракет-но-артиллерийским вооружением ВМС.

К этому времени КБ-2 Минсельхозпрома провело испытания немецкой радиолокационной системы наведения "Кельн — Страсбург", применявшейся во время Второй мировой войны для управления авиационными ракетами "Хеншель" Hs-293A, а в НИИ-1 началось создание нового вида ракетного оружия — реактивных торпед.

На основании данных, переданных в январе—сентябре 1947 года заводом № 51 Министерства авиационной промышыленности (МАП), научно-исследовательские институты и конструкторские бюро Министерства судостроительной промышленности (МСП) приступили к работам по размещению самолетов-снарядов на боевых кораблях. Для этой цели собирались использовать самолеты-снаряды типа Фау-1 — 10Х (тема "Ласточка") и 10НХ (тема "Волна"). Параллельно в 1947—1948 годах по исходным данным завода № 51, проводились работы по размещению на кораблях другого варианта самолета-снаряда типа Фау-1 — 16Х (тема "Прибой", главный конструктор В. Н. Челомей), оснащенного двумя маршевыми пульсирующими воздушно-реактивными двигателями (ПуВРД).

Проектные проработки размещения ракет на кораблях проводились в рамках особо закрытой темы СК-17. По ней ЦКБ-17 под руководством главного инженера В. В. Аши-ка и начальника отдела новой техники Д. И. Зачайневича выполнило проработки по надводным кораблям с управляемым ракетным оружием на базе артиллерийских крейсеров: проекты 82, 83 (недостроенный крейсер "Таллин", бывший германский крейсер "Лютцов"), 68 бис, и предложили вариант специального ракетного корабля нового типа Ф-25. В этих проектных исследованиях рассматривались различные варианты корабельных установок для запуска самолетов-снарядов 10ХН и 16Х.

Несмотря на то, что результаты первых исследований проблемы установки ракетного оружия на кораблях ВМС не вызывали особого оптимизма, работы по внедрению на отечественном флоте ракетного вооружения были продолжены. В последующих научно-исследовательских и проектных проработках рассматривались для установки на кораблях немецкие трофейные самолеты-снаряды "Блом и Фосс", БР Фау-2, зенитные управляемые ракеты "Вас-серфаль" и "Флюге-бООА". Эти работы выполнялись организациями Минсудпрома в течение всего 1947 года. Но их результаты также оказались неудачными, в частности реактивный снаряд "Флюге-бООА" не был рекомендован для размещения на кораблях ВМС из-за недостаточной мощности боевого заряда. Реактивные самолеты-снаряды "Блом и Фосс", несмотря на возможность размещения большего их количества на кораблях по сравнению с ракетами Фау-1 и на возможность поражения ими корпусов кораблей противника, были признаны неэффективными из-за малой дальности действия. В том же 1947 году под руководством главного инженера В. В. Ашика в ЦКБ-17 выполнили предэскизный проект по теме СК-17, в рамках которой предусматривались варианты размещения ракетного вооружения на тяжелых крейсерах с бронированием. Вариант Ф2-40 предусматривал размещение БР Р-1 (ракета типа Фау-2) с 16 пусковыми установками. И этот проект был признан нецелесообразным из-за больших габаритов и необходимости обеспечения вертикального взлета[271].

Это не значит, что использование немецкого опыта оказалось тупиковым направлением в развитии ракетных систем оружия ВМС СССР. Во-первых, отечественные конструкторы смогли познакомиться с передовыми технологиями в этой сфере. Тем самым были сэкономлены время и деньги на наработку научно-технической базы в этой сфере. Во-вторых, они выявили недостатки в существующих системах и избежали ошибок германских конструкторов. В-третьих, активно использовали отдельные узлы и детали в собственных разработках. Не все же в трофейных образцах было неудачным.

Однако правду о том, как в годы холодной войны разработки западногерманских конструкторов повлияли на развитие отечественных ракетных систем оружия ВМС, мы узнаем лет через пятьдесят.

Кроме морских ракет советские конструкторы изучали и немецкие зенитные неуправляемые реактивные снаряды (ЗНУРС). Для этого в 1947 году был создан отдел в СКВ НИИ-88 (начальник и главный конструктор Костин). Например, этим подразделением был проведен весь комплекс мероприятий по изучению ЗНУРС "Тайфун" (индекс Р-103).

При этом в распоряжении сотрудников отдела имелись:

1. Краткое описание снаряда, составленное инженером — капитаном Удовиченко. Прилагались чертежи, которые были неясны и неправильны.
2. Краткие сведения из сборника материалов по немецкой реактивной технике (том 1).
3. Чертежи и описание вариантов, восстановленных по памяти немецким инженером Ватцулем.
4. Чертежи и описание стартовой установки, смонтированной на лафете немецкой 88-миллиметровой зенитной пушки.

Плюс к этому различные детали и заготовки[272]. По остальным трофеям была похожая ситуация. Вот и приходилось восстанавливать, используя помощь германских специалистов, фрагменты чертежей и готовых изделий. Нужно учитывать тот факт, что работы по изучению трофейной техники начались еще в Германии, в многочисленных совместных конструкторских бюро, и только потом этой проблемой стали заниматься на территории Советского Союза.

Оценить другие направления работы совместных НИИ и ОКБ в советской оккупационной зоне Германии позволяет информация, которой осенью 1946 года располагали аналитики американской Центральной разведывательной группы (предшественник ЦРУ). По их данным, в СССР активно изучали трофейные ракеты типа "земля — воздух" "Вассерфаль" и "Шметтерлинг" для нужд ПВО, а также проявляли интерес к ракетам типа "воздух—земля" Hs-293 и подводным лодкам типа серии XXL[273]. Более подробно о том, чем именно занимались немецкие специалисты и об их дальнейшей судьбе, рассказано в главах 10 и 17.

Часто владельцы технологий совершенно случайно узнавали о том, что их ноу-хау тайно использовались в СССР. Например, начиная с 1937 года в советской военной промышленности стали применять заклепки, аналогичные тем, которые использовались на итальянских танкетках "Ансальдо" (их образец был незаконно вывезен из Италии). А по германскому типу производились конические башни к колесно-гусеничному танку БТ-7. При усовершенствовании советской 20-мм пушки 2-К отечественные конструкторы использовали описание и чертежи германского комбинированного 20-мм противотанкового зенитного орудия системы "Боффе"[274].

В сфере танкостроения активно использовались чужие новинки еще в 20-е годы
 
Отметим, что до 1917 года в Российской империи не существовало серийного производства танков. Хотя и предпринимались неоднократные попытки создать такую технику, но дальше опытных образцов дело не пошло. Осенью 1919 года Совет военной промышленности РСФСР принял решение начать выпуск отечественных танков по образцу французских машин "Рено" FT.

Выбор для копирования этой модели не случаен. Бесспорно, это одна из самых выдающихся конструкций в истории. Компоновка "Рено": двигатель, трансмиссия, ведущие колеса — сзади, отделение управления — впереди, боевое, с вращающейся башней — в центре, — до сих пор остается классической. В течение 15 лет эта конструкция легкого танка была образцом для создания аналогичных машин. В конце 1919 года один из трофейных "рено" привезли на Сормовский завод. В течение трех месяцев под руководством Н. И. Хрулева был завершен комплекс проек-тно-конструкторских работ. Сормовичам помогал Ижорский завод, поставлявший броневые детали, московский "АМО" (ныне ЗИЛ), а в Сормово изготовляли шасси и осуществляли сборку машин. Производство танка началось в феврале 1920 года. При этом пришлось преодолеть немало трудностей, ведь соответствующего опыта и специального оборудования не било, многие детали приходилось изготовлять вручную. Тем не менее 31 августа первый танк советской постройки вышел в испытательный пробег. Первая машина, сданная армии 15 декабря, получила название "Борец за свободу Ленина". Всего было выпущено 19 танков серии КС (иначе его называли "Красный Сормовец", "Русский рено" или "М"). Копию от первоисточника отличала форма башни и тип двигателя[275].

30 декабря 1929 года за границу отправилась комиссия во главе с начальником созданного в ноябре того же года Управления механизации и моторизации РККА И. А. Халепским. В нее включили ответственного сотрудника управления Д. Ф. Будняла и инженера И. Н. Тоскина. Эта группа совершила вояж по всем европейским странам — танкостроителям, но интересные модели нашли только в Англии. Там компания "Виккерс" с большим удовольствием продемонстрировала советским гостям новейшие разработки в этой сфере, поскольку фирма ориентировалась не только на заказы британской армии, но и на экспорт. В марте 1930 года Советский Союз приобрел два образца легкого танка "Виккерс-6 т" и лицензию на его производство, после чего комиссия заключила контракт на поставку 15 машин МК-П и нескольких танкеток "Карден-Лойд" MK-VT, отказавшись от приобретения комплекта технической документации и описания технологии производства машин. После этого руководитель группы вернулся домой, а И. Н. Тоскин отправился в США[276].

Там ему предстояло выполнить личное задание самого И. В. Сталина — добыть образец танка Дж. Кристи. Официально модели этого конструктора были запрещены к экспорту из США. Даже традиционному партнеру — Великобритании — пришлось приложить немало усилий, чтобы нелегально вывезти экземпляр этого танка. А что тогда говорить о Советском Союзе? А ведь отечественная разведка смогла вывезти две машины, правда без башен и вооружения. По таможенным документам они проходили как образцы сельскохозяйственной техники (подробности этой истории рассказаны в главе 13).

Почему же СССР интересовали работы этого конструктора? Дж. Кристи в течение десяти лет занимался созданием этой оригинальной машины. Одно из ее отличительных качеств — высокая, до 100 км/час, скорость. У моделей других разработчиков этот показатель редко был выше 60. Но, главное, Кристи решил проблему двойного движителя. Он оснастил свой танк 4 парами катков большого диаметра, которые были одновременно опорными и поддерживающими. Гусеницы при движении по дороге снимались и укладывались на подгусеничные полки. Крутящийся момент с заднего ведущего колеса передавался наружной цепной передачей (уязвимое место) на заднюю пару опорных катков, которые служили ведущими колесами, как у автомобиля. Передняя пара катков, тоже как у автомобиля, была управляемой. С ее помощью танк поворачивался. Трое танкистов, без посторонней помощи, могли за полчаса снять и надеть гусеницу. Скорость танка "Кристи ТЗ" на гусеницах составляла 44 км/час, а на колесах 75 км/час. А что ожидало купленные модели в СССР? Их досконально изучили отечественные специалисты, нашли множество недостатков и подготовили всю необходимую для серийного производства техническую документацию.

После доработки двухбашенный британский "Виккерс-6т" трансформировался в отечественный Т-26. За год подготовили всю необходимую документацию для его серийного производства. 13 декабря 1931 года легкий танк Т-26 был принят на вооружение. Всего Красная Армия получила 11 тысяч машин 23 модификаций, включая огнеметные (тогда их называли химическими) и саперные (мостовые).

Танкетку "Карден-Лойд" основательно переделали в организованном в Ленинграде (при заводе "большевик") опытно-конструкторском машиностроительном отделе (ОКМО), который возглавил Н. В. Барыков, а конструкторы прибыли туда из московского танкового бюро. После этого танкетка Т-27 была поставлена на серийное производство. Основные отличия отечественной модели: усиленная бронезащита, крыша и открытые бронеколпаки над местами водителя и стрелка. Машину оснастили мотором, коробкой передач и дифференциалом советского автомобиля ГАЗ-АА. Усовершенствованный танк "Кристи ТЗ" под обозначением БТ-2 начали выпускать на Харьковском паровозостроительном заводе. Решение об этом было принято 23 мая 1931 года. Советская модель мало отличалась от прототипа. Вместо цепной передачи на ведущие колеса при движении отечественные специалисты использовшш шестеренчатую передачу (гитару). За ним последовали БТ-5, БТ-7 и БТ-7 М. В 30-е годы Т.-26 и БТ были основными и самыми многочисленными в РККА. Их выпуск прекратился незадолго до начала Великой Отечественной войны, когда им на смену пришли Т-34 и KB[277].

Не следует забывать и о трофеях, которыми делились страны социалистического лагеря
 
Например, осенью 1958 года, во время конфликта между Китаем и Тайванем, в руки китайцев попала американская управляемая ракета типа "воздух — воздух" "Сайдундир". На Западе существуют две версии того, как это произошло. По одной из них, тайваньский истребитель F-86 "Сейбра", оснащенный управляемыми ракетами AIM-9 "Сайдундир", был сбит китайскими летчиками и упал на территории КНР. По другой — ракета, выпущенная с "Сейбры", попала в крыло МиГа и застряла, не разорвавшись. О своем трофее правительство КНР поспешило сообщить в Москву. Интерес к этому изделию был настолько велик, что согласно решению ЦК КПСС от 13 ноября 1958 года в Китай отправилась делегация советских специалистов от 17 конструкторских бюро научно-исследовательских институтов. Возглавлял список из 31 человека главный конструктор завода № 134 И. И. Таранов. После того как специалисты изучили американскую ракету и вернулись в Москву, было принято решение о копировании "Сайдундира". Новому изделию присвоили индекс К-13 (Р-Зс). Правда, копия потяжелела с 70,3 до 75,6 кг. Масса ее боевой части увеличилась с 4,5 до 11,3 кг. Хотя пуск при этом возрос до 8 км[278].

Активную помощь в развитии советского оружия оказывала не только Германия, но и другие капиталистические страны. Например, в разгар холодной войны агентам советской разведки удалось договориться с руководителями японской корпорации "Тошиба" и норвежской государственной компанией "Конгсберг Ваапенорабрик" о поставке одному из судостроительных заводов Ленинграда технической информации по усовершенствованию винтов для подводных лодок[279].

Как констатировал один из комитетов сената США еще в 1980 году — "нелегальный экспорт высоких технологий принял такие масштабы, что превосходство Запада сократилось в некоторых областях военной техники с десяти до двух лет и менее". Эксперты Пентагона считают, что большинство важных советских систем базировались на западных высоких технологиях. Считают даже, что доля нелегально переброшенных с Запада технологий составляла в военных новинках армий Варшавского договора около 70 процентов. Это позволило СССР развивать оборонительные системы против нового западного оружия с опережением, задолго до того, как оно принималось на вооружение в армиях потенциального противника[280].

По утверждению западных экспертов, советской разведке удалось добыть чертежи гигантского военно-транспортного самолета компании "Локхид" еще до начала его серийного производства в США, а также документацию, относящуюся к конструкции пусковых и ахт ракет "Минитмен", по образцу которых были построены пусковые шахты для первых советских межконтинентальных ракет на твердом топливе СС-13. Советские ракетные снаряды САМ-7, сбившие много боевых американских самолетов во Вьетнаме, были сконструированы явно по образцу американских ракет "Редай" того же назначения. Кража американских технологических секретов позволила решить проблему катапультирования самолетов с борта кораблей военно-морского флота, над которой безуспешно бились советские конструкторы[281].

"Советский Союз сумел в ходе систематического сбора информации в высокотехнологичных областях западной промышленности овладеть целым рядом ключевых или потенциально ключевых элементов обороны свободного мира, что серьезно подрывает превосходство Запада над Востоком и отрицательно сказывается на нашей собственной безопасности", — писал о советской НТР в декабре 1983 года в заключительной статье специализированного журнала о советской НТР один из руководителей французской контрразведки. В качестве аргументов своего утверждения он привел ряд фактов, которые основывались на материалах переданных В. И. Ветровым (более подробно об этом предателе рассказано в главе 16).

С конца 70-х годов Советский Союз сумел добыть на Западе 30 тысяч единиц усовершенствованного оборудования и 400 тысяч секретных документов. Из отчетов ВПК видно (более подробно об этой организации рассказано в главе 14), что между 1979 и 1981 годами ежегодно пять тысяч образцов советских вооружений улучшались за счет западных технологий. За десятую пятилетку (1976—1980 годы) три с половиной тысячи заявок на "специальную информацию" были удовлетворены. Это составило 70% общего объема задач. Если взять только два советских министерства из двенадцати, непосредственно связанных с обороной, то министерство оборонной промышленности и министерство авиапромышленности смогли сэкономить в период с 1976 по 1980 год 6,5 миллиарда франков, что эквивалентно отдаче от годовой работы 100 тысяч научных сотрудников. Известно, что на одиннадцатую пятилетку (1981 — 1985 годы) план был увеличен на 15%. "Невозможно однозначно и точно оценить результаты, полученные Советским Союзом в области сбора научной, технической и технологической информации", — писал, заканчивая свою статью, французский контрразведчик. — "Очевидно, что помимо экономии средств на научных исследованиях, доводке и внедрении боевой техники, информация, собранная Советским Союзом на Западе, позволила руководителям страны получить общее представление о состоянии и техническом уровне западных вооружений и военной техники. Советский Союз получил ряд бесценных сведений о направлениях развития современных систем вооружения, о возможностях и способностях мобилизации Запада"[282].

Другой француз, П. Марион (один из бывших руководителей внешней разведки этой страны), в августе 1991 года в интервью журналисту газеты "Комсомольская правда" Н. Долгополову заявил: "КГБ был эффективен (в сфере индустриального шпионажа. — Прим. авт.) Сведения в области новейших технологий, электроники, информатики, без сомнения, помогали развитию СССР. Когда я возглавлял ДЖСЕ (французская разведка. — Прим. авт.), разговорился об этом с руководителем ЦРУ Кейси. Американец был уверен: немало индустриальных новинок из-за шпионажа попадают из Штатов в Советы без обычного опоздания в несколько лет. Это касалось в основном американских вооружений. Добавлю, что, по-моему, у КГБ неплохая контрразведка. И все же, допустив некоторую утечку информации, КГБ несколько раздуло свои успехи в индустриальном шпионаже"[283].

Советские разработчики имели чертежи американского транспортного самолета С-5А Гэлакси еще до принятия этой машины в США. Отечественные межконтинентальные ракеты были сконструированы с использованием узлов из США. В 1983 году на американском Атлантическом побережье был найден выброшенный волнами советский шпионский буй. Это подводное устройство должно было обнаруживать атомные подводные лодки США. В его конструкции имелись высококачественные американские микроэлектронные детали, в том числе микрочипы серии "5400", производимые фирмой "Тексис инструменте" для ВМС США[284].

"Ежегодно технологические новинки, полученные на Западе, успешно внедряются в более чем пять тысяч советских военных разработок" — заявил министр обороны США К. Уайнбергер в сентябре 1985 года в день публикации доклада Пентагона о нелегальном приобретении СССР иностранных технологий. В этом документе говорилось о том, что Советский Союз сэкономил миллиарды долларов и годы научных поисков, получив западные технологии, применяемые для производства баллистических ракет, сверхсовременных истребителей, радиолокационных станций, космических кораблей и спутниковых навигационных систем. "Западные страны финансируют развитие советской военной мощи", — заявил министр обороны США, требуя сокращения числа советских дипломатов в Соединенных Штатах (980 против 260 американских дипломатов в СССР). "Думаю, — продолжил он, — что нужно обязательно помнить, что Советский Союз поставляет в такие страны, как Соединенные Штаты, хорошо экипированных, прекрасно обученных людей, сотрудников КГБ или других аналогичных организаций". Об этой опасности известно давно, но как заявил министр: "Мы лишь в последнее время осознали истинный размах секретного сбора данных со стороны СССР"[285].

По данным зарубежной печати, все сколько-нибудь совершенные системы оружия, созданные в СССР в 80-е годы, включая знаменитые МиГ-29 и Су-27, некоторые ракеты, танки, подводные лодки, появились на свет во многом благодаря компьютерным комплексам, незаконно приобретенным за границей. Грандиозная операция КГБ и ГРУ, обошедшаяся в сотни миллионов долларов, позволила обойти запрет Международного координационного комитета по экспортному контролю (КОКОМ) на поставку в страны Восточной Европы мощных компьютеров. За несколько лет в СССР попали десятки тысяч компьютеров разного класса, сотни тысяч периферийных устройств, пакетов компьютерных программ, запасных частей. С их помощью были созданы современные образцы оружия. На их базе построены вычислительные комплексы, моделирующие конструкции будущих самолетов, ракет, танков и другого оружия. Лишь с применением такой электронной техники можно рассчитать гигантский транспортный самолет Ан-225 "Мрия", до предела использовав возможности материалов и сегодняшних знаний аэродинамики[286].

Система наведения ракет средней дальности СС-20, согласно информации ЦРУ, была сконструирована с помощью компьютеров IBM, поставленных в Москву дочерним немецким предприятием концерна "Ай-би-эм". Это "страшное оружие", как заявил советник Пентагона Кострик, напичкано западными технологиями[287].

Оглавление

Шпиёны

 
www.pseudology.org